Впрочем, настоящие парижские платья, которыми так восхищались горожане, в доме Провера тоже были – но только много лет назад: об этом я узнала от синьоры Терезы, которая, доверяя моей клятве, время от времени откровенничала со мной в минуты отчаяния. Эти платья были частью достойного принцессы свадебного приданого, которое её бесконечно щедрый отец привозил из самых роскошных магазинов Европы. Платья для церемоний, балов и театра, летние и зимние, жакеты и юбки для прогулок, пальто и накидки, изысканнейшие верхние и нижние рубашки, и к каждому платью – корсет, разнообразная оторочка, в зависимости от модели, целые россыпи шляпок, зонтиков, перчаток и туфель. Казалось, в доме Провера не хватит шкафов и даже комнат, чтобы все это хранить, а дней в году или часов в сутках – чтобы хоть по разу надеть. Привозили платья в больших прочных коробках из толстого картона, выстланных светло-голубой бумагой с тиснёным золотом названием
Бедная синьора Тереза, в родительском доме привыкшая к достатку и роскоши, из-за скупости мужа была вынуждена жить в столь стеснённых обстоятельствах, что добрую половину дня лежала ничком на диване в слезах, нисколько не боясь, что услышат слуги, потому что слуг в доме Провера не было, если не считать не покидавшей кухни босоногой девчонки, дочери какого-то крестьянина, арендовавшего у адвоката ферму. Служила она за жильё и еду – последней, правда, ей перепадало немного.
Хозяйские обеды и ужины тоже были такими скудными, что многочисленные кузины и племянницы невесты перестали принимать на них приглашения, ведь на первое там подавали супы, где единственными ингредиентами, помимо воды, были пара листиков цикория и ползубчика чеснока – ни горсточки вермишели, ни даже капли масла; на второе – кусок разваренного мяса с картошкой в мундире, а на десерт – единственный фрукт на всех, яблоко или апельсин, да и тот зачастую подвявший.
Но больше всех прочих лишений юную невесту унижал тот факт, что у неё не было возможности самостоятельно потратить ни единого чентезимо. «Зачем тебе деньги? Что ты будешь с ними делать?» – спрашивал адвокат. Все продукты, включая вино и масло, ему привозили из деревни, с земель, которыми он владел, так что платить за них не приходилось. В лавках, куда он так или иначе вынужден был обращаться за свечами, мылом, иголками, посудой, солёной треской и другими необходимыми мелочами, адвокат открыл счёт, который оплачивал лично раз в год, придирчиво изучив список покупок. И если понимал, что количество использованных иголок или свечей хоть немного превышает прошлогоднее, жене не избежать было долгой проповеди о бережливости в домашнем хозяйстве.
В доме отца синьоры Терезы возле двери стояла серебряная чаша с мелочью, откуда они с матерью время от времени брали несколько монет на милостыню, чаевые, извозчика до центральной площади или чашку горячего шоколада в «Хрустальном дворце», за которые не должны были ни перед кем отчитываться. В доме Провера такие расходы считались излишними, наносящими тяжкий ущерб семейному капиталу. Приданое невесты было в полном объёме включено в этот капитал и сразу же вложено в акции и новые земли. Отец невесты, обнаружив, что у дочери не осталось даже небольшой ренты для личного пользования, предложил отписать ей немного за свой счёт, но его зять обиженно заявил, что не допустит этого. «Я вполне способен сам обеспечить жену, – сказал он. – Со мной она ни в чём не будет нуждаться».
Стоит ли говорить, что счёта в магазине тканей он не открыл и ни разу не позволил жене воспользоваться услугами ателье: «Той горы кружев и лент, что купил отец, тебе на всю жизнь хватит. Как, впрочем, и перчаток, обуви, простыней и прочего белья».