В мечтах о швейной машинке

Однажды, снимая с кровати простыни (что, в принципе, считалось работой Филомены, но та была равнодушна к гигиене и могла не менять бельё по паре месяцев), я обнаружила, что матрас слегка порвался по краю и из прорехи торчит клок шерсти. Стоило, наверное, позвать обойщика, но я решила, что зашить расползшийся шов могу и сама, поэтому через неделю принесла с собой несессер, где бабушка хранила иголки самых странных форм и размеров, а также нитки, которыми пользовались нечасто, но которые, тем не менее, могли пригодиться. Поскольку день был жаркий, я не стала надевать жакет – только блузку, да и у той закатала до локтей рукава.

Мисс укатила на велосипеде куда-то в поля, собирать травы, Филомена ушла на рынок, но в дом я проникла легко: дверь никогда не закрывали на ключ, только на крючок. И не особенно удивилась, увидев в гостиной постороннего, джентльмена с сигарой в руке, внимательно рассматривавшего через монокль сохнущую на мольберте картину – одну из тех, что Мисс ещё не закончила. Я сразу узнала его: это был барон Салаи, богатый и уважаемый синьор средних лет, знаток искусства, которого я не раз заставала у Мисс. Наверное, собирается купить картину, подумала я. А может, ему просто любопытно посмотреть, как продвигается работа. Впрочем, что гадать: вежливо поздоровавшись, я прошла в спальню, даже дверь не закрыла. Приподняла простыню с прохудившейся стороны матраса, оценила толщину и плотность ткани, открыла несессер и выбрала иголку – самую длинную и прямую, толстую, но острую и с большим ушком. Гнутые, конечно, несколько облегчили бы мою задачу, но все они казались слишком тонкими, и я побоялась, что мне не хватит сил проткнуть ими несколько слоёв ткани, а как иначе шить? Да и напёрсток, который я взяла с собой, для таких иголок не подходил.

Найдя катушку с самой прочной ниткой, я сунула её кончик в ушко, нагнулась над кроватью, пальцем затолкала торчащий клочок шерсти внутрь матраса и стянула края ткани. Но не успела сделать и стежка, как почувствовала на бёдрах чьи-то руки, а на шее – колючую щётку напомаженных усов и горячее, пахнущее сигарой дыхание. Мужчина, а я сразу поняла, что это был барон Салаи, не произнёс ни слова, только попытался задрать юбку, накинув её мне на голову. Знакомые горничные, которым приходилось отбиваться от распускавших руки хозяев, не раз описывали мне, как это бывает: они ведь не только застают тебя врасплох, но и связывают руки, чтобы ты не дёргалась, а заодно и прикрывают подолом юбки глаза, чтобы ты не видела лица того, кто с тобой развлекается.

Но я оказалась быстрее. Не успел барон навалиться на меня, придавив всем своим весом, как я выпрямилась, инстинктивно, сама того не желая, ударив его затылком в подбородок, вырвала у него из рук юбку, обернулась и замерла, не зная, как поступить: я ведь впервые с таким сталкивалась. А бабушка предупреждала, промелькнуло вдруг в голове. Как там я, ничего ещё не понимавшая, но отчаянно смелая, ей тогда заявила? «Уж я-то могу за себя постоять»? Матрасная игла глядела прямо в грудь моему насильнику – высоко, чуть ниже горла.

– Уйдите сейчас же! – велела я хриплым от страха и захлестнувших эмоций голосом.

– Не глупи, – насмешливо бросил он, кто знает сколько раз справлявшийся с подобным сопротивлением, и попытался обхватить меня за талию. Однако руки у меня оставались свободны, и я ткнула его иголкой – не сильно, но этого хватило, чтобы проколоть насквозь галстук, сорочку и коснуться кожи.

– Уйдите, – повторила я.

Но даже почувствовав, что стальное острие упёрлось ему в горло, он всё равно расхохотался:

– И чего ты собираешься добиться этой безделицей?

Я ткнула чуть сильнее, и на сорочке проступила капелька крови. Барон отступил, осыпая меня ругательствами, и только тогда увидел иглу целиком: длиной она была с небольшой кинжал.

– Не смейте меня трогать! – воскликнула я. Он в ответ обозвал меня неприличным словом, которое мне не хотелось бы здесь приводить.

Не знаю, чем бы всё это закончилось, если бы мы оба не вздрогнули, услышав хлопнувшую дверь и два перешучивающихся голоса: это были Филомена и, как я узнала позже, жестянщик, пришедший вместе с ней починить сломанный кран. Барон Салаи тут же бросился приводить себя в порядок: подтянул галстук, прикрыв пятнышко крови, пригладил рукой волосы и, не сказав ни слова, вернулся в гостиную. Я, всё ещё с иглой в руке, кинулась за ним, но он успел улизнуть. Филомена стояла в дверях кухни, откуда доносились глухие удары.

– Что это ты делаешь? – спросила она.

– Эта свинья... – пробормотала я срывающимся голосом.

– А, значит, и тебе досталось, – рассмеялась она, но сразу посерьёзнела и потрепала меня по щеке: приласкала, как умела. – Слушай, ты ведь любишь Мисс?

Я недоуменно нахмурилась: при чём тут Мисс?

– Так вот, если любишь её, – продолжала Филомена, – не говори ей о том, что здесь произошло.

– Но эта свинья ходит по её дому, приходит и уходит, когда пожелает, – возмутилась я. – Он и на неё мог так наброситься!