В мечтах о швейной машинке

Дон Урбано – его я тоже иногда встречала, и он тепло меня приветствовал, хотя понятия не имел, кто я такая, – напротив, был вальяжным старичком невеликого росточка и с изрядным брюшко́м, зато одевался исключительно по последней моде. Дома он носил бархатную гарибальдийскую феску, на выход же летом надевал канотье, а зимой – котелок. В отличие от матери и служанок, дона Урбано проще было застать сидящим с сигарой под стеклянным куполом «Хрустального дворца», в самых знатных домах города, за игрой в карты с другими аристократами в казино и на скачках на ипподроме, в театре, в кафешантане – в общем, он был из тех синьоров, кого французы, как я узнала много позже, называют viveur^[11]. Теперь, когда дон Урбано тоже состарился и более не заговаривал о женитьбе, мать дала ему полную свободу и не устраивала сцен, даже если сыну случалось не ночевать дома. Где же он был? В роскошном отеле? У друзей? Может, у него тайная связь? Кирика, рассказывая об этом, подмигнула, словно то, где и как хозяин проводил ночи, было известно всем вокруг, я же, однако, могла только теряться в догадках. Хотя, по правде сказать, меня это не слишком интересовало. «Чем богаче, тем безумнее, – учила меня бабушка, добавляя: – И каждому безумцу – своё помешательство». Так зачем пытаться понять то, что тебя не касается?

Вернувшаяся после карнавала синьорина Эстер послала за мной, чтобы, как всегда, преподнести подарок – ничего особенного, просто небольшой сувенир: показать, что не забывала обо мне во время путешествия. На сей раз им оказался альбом с раскрашенными вручную фотографиями величайших памятников Европы. Мы поговорили о том о сём: она позвала Энрику, чтобы продемонстрировать, насколько та выросла, и предупредила, что скоро в доме совсем не останется халатиков по размеру – придётся мне их надставлять; я же, набравшись смелости, рассказала о желании съездить в П., если только удастся найти безопасное место для ночёвки за умеренную плату. Синьорина Эстер сказала, что мысль эта чудесная и что её дальняя родственница, монашка, служит в лечебнице для золотушных^[12], которую орден устроил прямо на берегу моря. Так что, если я действительно этого хочу, она, конечно, попросит принять меня, и не на одну ночь, а на три или даже четыре. И совершенно бесплатно: сёстры из П. не смогут отказать ей в этом одолжении, ведь её отец каждый год делал их лечебнице весьма щедрые пожертвования.

А уж если синьорина Эстер что-нибудь решила, то слишком долго не раздумывала. Она тотчас же написала кузине и десять дней спустя позвала меня показать ответ: сестры с радостью приютят меня даже в компании подруги. «Должно быть, считают, что девушкам путешествовать поодиночке небезопасно», – рассмеявшись, добавила Эстер. Мне на неделю предоставляли небольшую гостевую комнатку с двумя кроватями. При желании я могла ещё и обедать в столовой вместе с пациентками, так что потратилась бы только на билет.

Подруга? Но у меня не было ни единой подруги моего возраста, которая могла бы оставить ненадолго работу или хотя бы оплатить проезд! Да и первым опытом путешествия мне, сказать по правде, хотелось насладиться в одиночестве: гулять по пляжу, как дамы на картине, мечтательно вглядываясь в горизонт и собирая ракушки, пока чайки расчерчивают крыльями горизонт. Хотя о чём мечтать? Или о ком? Нет, мечтать слишком опасно, этого, я знала точно, себе позволять нельзя. Да и потом, разве просто увидеть море – уже само по себе не сбывшаяся мечта?

На то, чтобы разделаться с текущими заказами, нужно было ещё несколько дней, и я решила отправиться в будущий понедельник, а вернуться в четверг, о чём и написала сёстрам. С некоторым волнением сложила в соломенную корзинку на длинной ручке вещи: смену белья, расчёску и шпильки, мыло, плотную шаль, которой можно при случае укрыться, как одеялом, шкатулку для шитья и пару ещё не подрубленных шейных платков, чтобы не сидеть сложа руки, если затянут дожди. Должна признаться, сначала вместо платков я положила роман. Но после решила, что на монахинь он произведёт не лучшее впечатление, – уж лучше шитьё. А для чтения сойдёт и молитвенник. Кроме того, чтобы не являться к ним с пустыми руками, я взяла две завёрнутые в папиросную бумагу салфетки, которые вышила, практикуя новые стежки, увиденные в одном журнале.

И вот наступило воскресенье. Взволнованная, вне себя от нетерпения, я тысячу раз перепроверила расписание поездов, купила трёхдневный билет. Потом прибралась в доме, до блеска натёрла умывальник, подмела под кроватью. И вдруг осознала, что со всеми этими приготовлениями совсем забыла договориться о мытье лестницы! Этак поездка на море может стоить мне жилья! К счастью, ещё оставалось время всё поправить: разве станет Зита отказываться от работы и столь неожиданного дохода?