В места не столь отдаленные

Снова ревнивые подозрения закрадывались в сердце этой несчастной женщины.

«Зачем он последнее время не ездит на своих лошадях, а ходит пешком… Верно, боится, что кучер проболтается… И почему вдруг эта непонятная перемена — он перестал кутить, раззнакомился со многими приятелями, не играет в клубе… Лучше, если б он по-прежнему кутил, играл в карты, бывал у кокоток… По крайней мере, не забыл бы тогда и меня…»

Горькая улыбка пробежала по лицу Людмилы Андреевны.

«Вот какой ценой она должна покупать… не любовь, нет, а хоть обрывки внимания. И за что? За то только, что злая судьба подсмеялась, не наградив её красивым лицом и в то же время дав ей горячее сердце?.. И разве она в самом деле так некрасива?..»

Она подошла к зеркалу, взглянула на себя и… отвернулась, увидав это плоское, бескровное лицо с заметными морщинами на сухой желтоватой коже, этот длинный, большой, вечно краснеющий нос, неуклюже торчащий между впалых щёк, широкий рот с большими зубами, эти маленькие зелёные глазки, блестевшие из тёмных впадин резким блеском.

— И хоть бы сложена была, как другие! — со злобой прошептала она, вытирая нависшую слезу. Чего-чего только она не делала, чтоб пополнеть, и всё напрасно! Сухая, высокая, костлявая, она давно знала, что наружность её не пленяла никого, втайне злобствовала на судьбу, завидуя красивым женщинам и, сознавая, что счастье не для неё, она в то же время мечтала о нём, рисуя самые пламенные картины любви в своей разнузданной, жадной фантазии… Когда наконец она сделалась богата, ей улыбнулось счастье, правда, купленное… потерять его теперь ещё тяжелей… Часы пробили шесть.

— Верно, он не будет! — уныло проговорила она, пошла в столовую и приказала подавать обедать.

Она едва прикасалась к блюдам, волнуемая печальными мыслями… Только бы ей узнать — кто эта женщина, осмелившаяся стать ей на дороге. Только бы узнать!.. А дальше что? А если муж бросит? — стоял роковой вопрос.

Раздался звонок, и Людмила Андреевна обрадовалась.

Но радость была поспешна.

Вместо мужа в столовой появилась плотная, низенькая фигурка господина Назарьева, при виде которой физиономия Людмилы Андреевны вытянулась снова. Эго был пожилой человек степенного вида, с брюшком и лысиной, один из родственников Невежиной, петербургский чиновник средней руки, вечно нывший на скверные дела и вместе с другими родственниками досадовавший, что «эта уродина Людмила сделала невозможную глупость — вышла замуж и, вместо того чтобы помогать родным, растрачивает состояние, втюрившись, как кошка, в беспутного молокососа».

Таковое мнение не помешало, разумеется, господину Назарьеву приветствовать «милую Людмилу Андреевну» самым мягким нежнейшим тенорком grazioso[23] и заботливо осведомиться, не помешал ли он.

— Быть может, в театр собираетесь?.. так вы без церемоний!.. — продолжал он, ласково задерживая руку Невежиной в своей короткой пухлой руке.

— Мы никуда не собираемся…

— Так я полчасика посижу… Ну, как поживаете?.. Впрочем, и спрашивать нечего… А Евгений Алексеевич… как?.. Давно не видались… Совсем вы нас забыли… Елена давно к вам собирается, да ведь знаете… Сама кормит… не до гостей…

— Я тоже редко выезжаю…

— Что так?.. Стыдно, право, стыдно… Молодая женщина, и сидеть взаперти… Да я на месте Евгения Алексеевича не позволил бы вам… Хе-хе-хе… Куда на дачу?

— В Павловск…

— И мы в Павловск… Надеюсь, вы тогда чаще будете видеться с Лёлей… До́роги только дачи в Павловске это лето, а куда деться?.. В городе оставаться нельзя, сами знаете… дети… чистый воздух… А эти дачи, эти переезды… вот они где! — прибавил господин Назарьев, показывая толстым пальцем на стоячий воротничок рубашки, подпиравший толстую красную шею, и взглядывая своими зоркими глазами: какое произведёт впечатление этот жест на богатую родственницу.

Но богатая родственница только выразила сочувствие, согласившись, что все эти переезды действительно хлопотливы.

— Бедная Лёля совсем потеряла голову от забот… Вы, впрочем, счастливица, не знаете, сколько хлопот с семьёй… Васе вот нужен учитель на лето… Нюту велят поить кумысом… Просто хоть бери место в провинции… Мне предлагают место в Сибири, но ехать туда…

— А что ж… Там, говорят, дёшево жить…

«Тебя бы туда!» — не без злости подумал господин Назарьев, недаром отклонявший от себя поручение жены «позондировать почву», и прибавил:

— Придётся… но каково это будет бедной Лёле?..

Но упоминание о «бедной Лёле», толстой, жирной, смазливой бабёнке, ежегодно рожавшей детей, нисколько не смягчило сердца богатой родственницы, и она довольно круто перевела разговор на спасительную погоду, не предвидя, что господин Назарьев в качестве обозлённого родственника преподнесёт ей весьма неприятный сюрпризец.

Он поддержал разговор о погоде. «Удивительная погода! Так и тянет на воздух…» Он сам сегодня вернулся из должности раньше и пошёл в Таврический сад.

— И как вы думаете, голубушка Людмила Андреевна, — продолжал господин Назарьев, растягивая приятную улыбку и слова с расчётом завзятого сплетника, — кого мы имели удовольствие встретить… Угадайте-ка?