В метре друг от друга

– Я много думала о пятидесяти сантиметрах. И, сказать по правде, едва не спятила.

Она опять поворачивается к камере:

– Мы, больные КФ, так многого лишены. Каждый наш день определяется режимом лечения.

Слушая ее, я прохаживаюсь по палате взад-вперед.

– Большинство из нас не могут иметь детей. Многие даже не доживают до того времени, когда можно попытаться. Только такие же, как мы, наши товарищи по несчастью, в полной мере понимают, каково это. Нам не положено влюбляться друг в друга. – Она встает с решительным видом. – Болезнь столько всего у меня отобрала, пора хоть что-то отвоевать обратно.

С некоторым даже вызовом Стелла вскидывает кий, словно готовясь сразиться за каждого из нас:

– Я намерена вернуть пятьсот миллиметров. Пятьдесят сантиметров. Полметра.

Я останавливаюсь и смотрю на экран в полнейшем восхищении.

– Больше этот кистозный фиброз не украдет у меня ничего. Отныне я буду отнимать у него. Я буду вором.

Клянусь, я слышу приветственные возгласы где-то вдалеке, одобрительный шум и голоса поддержки. Она молча смотрит в камеру. Смотрит на меня. Я стою ошарашенный и вздрагиваю, когда в дверь стучат.

Три громких стука.

Открываю – она там. Настоящая. Живая.

Стелла.

Она вытягивает руку с кием, касается моей груди, и ее густые брови вызывающе вскидываются.

– Один метр. По рукам?

Я выдыхаю и качаю головой. После той вдохновенной речи в Ютьюбе мне так и хочется шагнуть вперед и поцеловать ее.

– Не стану врать, мне это трудно.

Стелла пристально смотрит на меня:

– Скажи-ка, Уилл, ты в деле?

– В деле, – без малейших колебаний отвечаю я.

– Тогда будь в атриуме. В девять.

Не говоря больше ни слова, она опускает бильярдный кий, поворачивается и уходит к себе. Я провожаю ее взглядом и чувствую, как радостное волнение одолевает засевшее под ложечкой сомнение.

Прежде чем войти в свою палату, Стелла победно вскидывает бильярдный кий – как в концовке фильма «Клуб «Завтрак», – и я, глубоко вздохнув, киваю.

Больше этот кистоизный фиброз не украдет у меня ничего.

Глава 17 Стелла

– Почему я не захватила с собой ничего симпатичного? – кричу я По, который помогает мне, подпирая дверной косяк. Выбрасываю из ящиков тренировочные брюки, пижамы, мешковатые футболки – ищу, что бы надеть вечером.

– Наверно потому, что ты не рассчитывала на бурный больничный роман? – фыркает он.

Вытаскиваю весьма откровенные шелковые шортики. Смотрю на них и не могу решить, да или нет. Либо они, либо бесформенные фланелевые треники, доставшиеся мне по наследству от Эбби.

– У меня ведь красивые ноги, так?

– Об этом даже не думай! – предупреждает он, делая большие глаза, после чего мы прыскаем со смеху.

Думаю о своих подругах, проводящих последний вечер в Кабо, и впервые за все время я им не завидую и не жалею, что я здесь, а не там. Уж лучше бы они были сейчас здесь и помогали мне собраться. Как хотите, я рада быть сейчас здесь, а не где-то далеко.

Смотрю на часы на прикроватном столе. Пять вечера. На то, чтобы что-то решить, осталось четыре часа.

Проходя через двери атриума, замечаю вазу с белыми розами. Выдергиваю одну, обламываю черенок, сую цветок за ухо и, уловив свое отражение в дверном стекле, нервно улыбаюсь и окидываю себя с головы до ног быстрым взглядом. Волосы распущены и перехвачены впереди ленточкой, снятой с бумажных цветов Уилла. На мне откровенные шелковые шортики и топик на бретельках, которые я надела, несмотря на смех По. Учитывая, что весь мой наряд собран из худшего в истории гардероба для свиданий, я выгляжу вполне себе мило.

Приятно знать, что Уиллу я нравлюсь такая, какая есть. В смысле, что раньше он видел меня по большей части в пижаме или больничной ночнушке, а значит, определенно не готов к моему безупречному наряду из последней Больничной Коллекции Осени – 2018.

Я поправляю голубые перчатки на руках и еще раз проверяю, висит ли на лямке кислородного концентратора антисептик «Кэл стат». Сидя на скамье, заглядываю в детскую игровую комнату, и на меня вдруг накатывает волна ностальгии. Бывало, я сама пробиралась туда поиграть с пациентами других отделений. Иногда с По. За прошедшие годы атриум почти не изменился. Те же высокие деревья с ярко окрашенными цветами, тот же аквариум с тропическими рыбками у дверей, где Барб ругала нас за крошки, которыми мы пытались накормить его обитателей.

Да, с тех пор как я стала бывать в Сейнт-Грейсиз, атриум, может быть, почти и не изменился, чего никак нельзя сказать обо мне. Столько всякого случилось здесь впервые, что все и не перечислишь. Первая операция. Первый лучший друг. Первый шоколадный молочный коктейль.

И вот теперь первое настоящее свидание.

Медленно и со скрипом открывается дверь. Смотрю за угол и вижу Уилла.

– Сюда, – шепчу я, поднимаясь со скамейки и протягивая ему бильярдный кий.

Лицо его расплывается в широкой улыбке. Уилл берется за другой конец кия, и я вижу перчатки у него на руках и выглядывающую из переднего кармана бутылку антисептика.