«В минуты музыки печальной…»

Мы встретились
У мельничной запруды,
И я ей сразу
Прямо все сказал!
— Кому, — сказал, —
Нужны твои причуды?
Зачем, — сказал, —
Ходила на вокзал?

Она сказала:

— Я не виновата.
— Ответь, — сказал я, —
Кто же виноват? —
Она сказала:
— Я встречала брата.
— Ха-ха, — сказал я, —
Разве это брат?

В моих мозгах

Чего-то не хватало:
Махнув на все,
Я начал хохотать.
Я хохотал,
И эхо хохотало,
И грохотала
Мельничная гать.

Она сказала:

— Ты чего хохочешь?
— Хочу, — сказал я,
Вот и хохочу! —
Она сказала:
— Мало ли что хочешь!
Я это слушать
Больше не хочу!

Конечно, я ничуть

Не напугался,
Как всякий,
Кто ни в чем не виноват,
И зря в ту ночь
Пылал и трепыхался
В конце безлюдной улицы
Закат…

Наследник розы

В саду, где пела радиола,
Где танцевали «Вальс цветов»,
Все глуше дом у частокола,
Все нелюдимей шум ветров.

Улыбка лета так знакомо

Опять сошла с лица земли!
И все уехали из дома
И радиолу увезли…

На огороде с видом жалким,

Как бы стыдясь за свой наряд,
Воронье пугало на палке
Торчит меж выкопанных гряд.

Порой тревожно — не до шуток! —

В рассветном воздухе седом
Мелькнет косяк последних уток
Над застывающим прудом.

Вот-вот подует зимним, снежным.

Все умирает… Лишь один
Пылает пламенем мятежным —
Наследник розы — георгин!

Повесть о первой любви

Я тоже служил на флоте!
Я тоже памятью полн
О той бесподобной работе —
На гребнях чудовищных волн.

Тобою — ах, море, море! —

Я взвинчен до самых жил,
Но, видно, себе на горе
Так долго тебе служил…

Любимая чуть не убилась, —

Ой, мама родная земля! —
Рыдая, о грудь мою билась,
Как море о грудь корабля.

В печали своей бесконечной,

Как будто вослед кораблю,
Шептала: «Я жду вас… вечно»,
Шептала: «Я вас… люблю».

Люблю вас! Какие звуки!

Но звуки ни то ни се, —
И где-то в конце разлуки
Забыла она про все.
Однажды с какой-то дороги
Отправила пару слов:
«Мой милый! Ведь так у многих
Проходит теперь любовь…»

И все же в холодные ночи

Печальней видений других
Глаза ее, близкие очень,
И море, отнявшее их.

«Я весь в мазуте…»

Я весь в мазуте,
          весь в тавоте,
зато работаю в тралфлоте!

…Печально пела радиола,

звала к любви, в закат, в уют —
на камни пламенного мола
матросы вышли из кают.

Они с родными целовались,

вздувал рубахи мокрый норд.
Суда гудели, надрывались,
матросов требуя на борт…

И вот опять — святое дело,

опять аврал, горяч и груб,
и шкерщик встал у рыботдела,
и встал матрос-головоруб.

Мы всю треску сдадим народу,

мы план сумеем перекрыть,
мы терпим подлую погоду,
мы продолжаем плыть и плыть.

Я, юный сын

         морских факторий,
хочу, чтоб вечно шторм звучал,
чтоб для отважных — вечно море,
а для уставших —
           свой причал.

В океане