В мир А Платонова - через его язык (Предположения, факты, истолкования, догадки)

Некими исходными, родовыми и универсальными понятиями платоновского языка Чувств, на мой взгляд, выступают скупость и жадность. Для Платонова они описывают как бы в чистом виде саму внутреннюю суть человека - область его воли, желаний, страхов и страстей. При этом они могут совершенно лишаться того оттенка порицания, которым сопровождаются в нашем обычном языке. Автор поистине не скупится наделять отсылками к этим "базовым" Чувствам любые, в том числе и самые возвышенные помыслы своих героев. Кажется, что ни для кого из них ни 'быть жадным', ни 'проявлять скупость' вовсе и не зазорно: это просто открытые, более "откровенные", чем обычно, обозначения любых проявлений человеческого "сердца", так что платоновскому повествователю никогда не стыдно бывает в них признаваться. Этим как бы иллюстрируется намеренно (и даже с избытком) "материалистический" подход к предмету - в противоположность старому, как "буржуазному" и "дворянскому", лицемерно пытавшемуся скрыть "истинные" побуждения человека.

Так, после починки чевенгурцами сообща крыши над домом болящего человека, Якова Титыча

все прочие с удовлетворением вздохнули, оттого что теперь на Якова Титыча ничего не просочится и ему можно спокойно болеть: чевенгурцы сразу почувствовали к Якову Титычу скупое отношение, поскольку пришлось латать целую крышу, чтобы он остался цел.

Сегодня они одушевили Якова Титыча, и всем полегчало, все мирно заснули от скупого сочувствия Якову Титычу, как от усталости (Ч).

Хранимое в душах героев (т.е. всех прочих - а именно они призваны вместо расстрелянных буржуев и изгнанных полубуржуев в пустой Чевенгур) скупое отношение к человеку, т.е. в первом приближении, может быть, просто "бережное отношение" - способно давать спокойствие, утешение и радость в платоновском мире, потому что тем самым как бы продлевается целостность и гарантируется сохранность дорогого объекта на свете: с одной стороны, буквальная и переносная "крыша над головой" Якова Титыча оберегает его от простуды, но одновременно, с другой стороны, он делается для всех "слишком дорогим" (хотя бы из-за того, что на его ремонт жилища были потрачены общие усилия), сознание чего наполняет их всех приятной усталостью. А скупое сочувствие очевидно следует понимать еще шире - как сочувствие вообще всему, что проделано в целях сохранения здоровья нашего ближнего или даже - в целях консервации любой полезной энергии в мире (будем помнить: практически все платоновские герои максималисты.)

Замечу, что дефиниция скупости, по Платонову, здесь изменена относительно общеязыковой: огрубляя, можно сказать, что в языке скупость это 'нежелание отдавать то, что имеешь' (а жадность может быть противопоставлена первой - как 'желание иметь больше, чем имеешь или же больше, чем имеет кто-то другой)', этим она соприкасается с понятием зависть, но об этом ниже. У Платонова же скупость - это скорее только 'желание сохранить, никак не повредив цельности (и целостности) объекта обладания'. Так что объект наделяется почти такой же ценностью, какая в обычном мире может быть только у самого субъекта, и даже порой превышает последнюю!

Система из "сдерживаний и противовесов" этики современного человека на мой взгляд, прямо противоположная платоновской - может быть успешно описана как мир тщеславия - например, у Ларошфуко (Мартемьянов, Дорофеев 1983). В отличие от официально признаваемой, допускаемой нормами приличия, или просто законодательно закрепленной, эта система анти-этики - под формой остроумной максимы-нравоучения способна вскрыть такие (бессознательные) принципы человеческого поведения, о которых принято обыкновенно умалчивать.

Таким образом определяемая у Платонова скупость становится парадоксальной и как бы подрывает, отрицает сама себя. Ее можно было бы называть не "скупостью", а наоборот, "великодушием", "щедростью" или даже "бессеребренничеством". Из холодного свойства человеческого эгоизма скупость оказывается вдруг теплой заботой и сострадательностью к другим. Идеология коммунистической утопии побеждает реальную физиологию и психологию.

Почти то же самое сочетание (с реабилитацией понятия 'скупость') мы встречаем и в повести "Котлован": там главный герой Вощев думает об упавшем с дерева листе со скупостью сочувствия (К). (На заднем плане этой сцены имеется в виду, конечно же, грандиозный проект Н.Ф.Федорова по "воскрешению отцов", представленный здесь только в форме некой эмблемы.) Вот этот отрывок целиком: