В мире античных свитков

У римлян термином, обозначающим книгу, вначале было слово «либер» (собственно луб, так как вначале писали именно на нем), и лишь позднее, когда получил широкое распространение папирус, появился наряду с ним термин «волюмен», свиток. В дальнейшем словоупотреблении наметились различия между словами «либер» и «волюмен». Первый термин стал обозначать книгу вообще, а также ту «книгу», на которые делились объемистые произведения (соответствующую, как уже указывалось, нашей главе), тогда как слово «волюмен» стало обозначать свиток в его вещном значении. Плиний Младший в одном из своих писем (III, 5) упоминает о сочинении своего дяди, Плиния Старшего, состоявшем из трех книг. Но так как книги были слишком большими, то для удобства читателя все сочинение было переписано на шести свитках («волюмина»).

Папирусный свиток обертывался пергаменом, окрашенным а пурпурный или шафранный цвет: он играл роль современного переплета. Торцы свитка (то, что Овидий в цитированном выше отрывке «Печальных элегий» называл «лбами») шлифовались пемзой, которая срезала торчащие волокна папируса. В одной из своих эпиграмм Марциал пишет:

Хоть еще не наряжена ты в пурпур,
И не сглажена зубом жесткой пемзы,
За Арканом спешишь уехать, книжка…[105]

VIII, 72.

Иногда к краю папирусного свитка подклеивался лист пергамена, который служил ему защитой. До нас дошел документ римского чиновника Субатиана Аквилы из Египта (от 209 г. н. э.): здесь к папирусному листу подклеен лист пергамена.

Крайний лист, иногда оба крайних листа, прикреплялись к продолговатым стержням, округлые концы которых назывались умбиликами («пупками»). Выдающиеся концы умбиликов иногда получали форму изогнутых рожков и поэтому назывались «рожками». Они окрашивались в черный цвет, как видно из цитированного текста Овидия, но иногда, в особо роскошных экземплярах, покрывались позолотой. О таких изукрашенных книгах упоминает Лукиан в сочинении «Против невежды, скупающего множество книг». Поэт Стаций шутливо обращается к Плоцию Грипу, приславшему ему в подарок свою книгу стихов: «Ну, давай сосчитаемся! Вот наша пурпурная книжечка, из новой харты, украшенная двумя умбиликами…» (Silv., IV, 9, 6–7). Тибулл в одной из своих элегий высказывает свои пожелания относительно того, как должна бы выглядеть его книжка: «Пусть шафранного цвета оболочка из кожи укутает белоснежную книжку, которой пемза ранее срезала седые волосы, пусть тонкая кожа прикроет вершины свитка, чтобы начертанные на ней буквы назвали мое имя, пусть будут ярко раскрашены «рожки» между двумя «лбами»… (III, 1, 9)[106].

О книге, прочитанной до самого конца, говорили, что она «перекручена до самых рожков»:

Книгу до самых рожков перекрученной мне возвращаешь,
Будто ее прочитав, Септициан, целиком…

— пишет Марциал (XI, 107).

Умбилики появились в античной книжной технике сравнительно поздно, и далеко не все книги ими украшались[107]. Во всяком случае, на тех памятниках изобразительного искусства античности, где мы видим читающих людей, свитки, которые они держат в руках, умбиликов не имеют. Нет их и у книг, изображенных на так называемом Неймагенском рельефе. Лишен умбилика и свиток, который держит в руках читающий юноша на происходящем из Афин рельефе[108]. В этом смысле представляет особый интерес также известная фреска из Помпей, на которой изображен Пакувий Прокул с супругой. Пакувий сжимает в руке свиток, тогда как его супруга держит восковые таблички, полиптих. По-видимому, супруги имели отношение к литературе, что и старался подчеркнуть художник. Свиток, который держит Пакувий, не имеет умбиликов и очень прост с виду.

Чтобы спасти книгу от книжного червя, свиток пропитывали кедровым маслом. Лукиан в уже упомянутом здесь сочинении обращается к библиофилу-невежде: «На что ты надеешься, постоянно развертывая и свертывая их, приклеивая и обрезая, смазывая их кедровым маслом и шафраном, заворачивая их в кожу и вкладывая в них стержни…».

Первая страница античной книги-свитка называлась протокол («первая подклейка»), последняя страница — эсхатокол («последняя подклейка»). В византийскую эпоху на протоколе ставился своеобразный «государственный штемпель», удостоверявший, что папирус произведен на государственном предприятии или подтверждающий уплату налога. Этот протокол придавал официальный характер документам, писавшимся на папирусе: отсюда ведет свое происхождение современный термин протокол.