В мире этом… Стихи

Морозы, как взломщики, лезут в нутро,
хоть рот на замок закрывай.
Однако зима не выносит метро,
ее привлекает трамвай.
Зима задыхается в недрах земли,
слабеет, пускает слезу.
Само собой, нищие это учли
и стали работать внизу.
Убогим калекам не видно конца
вдоль мраморно-белой стены.
Без рук и без ног, а порой без лица
мелькают кошмарные сны.
И вальсами плещет в грохочущий зал
скрипач с помутневшим зрачком,
как будто сам дьявол явился на бал
и такт отбивает смычком,
чтоб нищие в танце забылись на час,
чтоб язвы прикрыла нужда.
Скандируя «раз-два-три, раз-два-три, раз»,
в туннели бегут поезда,
и жалость трусливая, прячась во тьме,
больней норовит укусить…
Позволь тебя, милая, в этом письме
впервые на вальс пригласить.
Кружатся уроды – и молод, и стар —
послушные ритму колес,
ведь горе людское – обычный товар,
которым торгуют вразнос.
Так было и будет. Замечу одно:
нельзя забывать никогда,
что в бизнесе этом подделок полно.
И мимо спешат поезда.
И слезы нелепые стынут у глаз,
и вальс не смолкает в пути.
Дай руку мне. Раз-два-три, раз-два-три, раз…
Я сбился, родная. Прости.

Письмо третье

Я жду повторенья волшебного мига,
когда мир сияет и можно считать,
что жизнь – это просто открытая книга,
которую дважды нельзя прочитать.
К мечтателям Автор всё строже и строже.
Возможно ли царство без крови и слез,
гадают в России, в Америке – тоже,
но я опускаю подобный вопрос,
поскольку не верю в контракт с небесами,
а также – в «последний, решительный бой».
Сюжеты, родная, придумаем сами,
чтоб тонкий ценитель назвал их судьбой.
Ведь книга есть книга: лгуны и убийцы
здесь делят удачу в неравных долях.
И если нет шансов исправить страницы —
давай хоть заметки черкнем на полях.
Не вижу резона спешить к эпилогу:
заботливый Автор внушил мне одно:
любить – это значит ступить на дорогу,
которую дважды пройти не дано.
Маршрут свой по звездам проверим искусно,
чтоб выйти из круга и время догнать.
В России тревожно, в Америке грустно,
но где нет печалей, хотел бы я знать.
Ответ не известен. Кряхтя и хромая,
должны мы, родная, скитаться во мгле.
Но ветер с целебным дыханием мая
легко нас отыщет на этой земле.

Письмо четвертое