…Мы целовались в большом парке и потом на набережной под белыми статуями, и я провожал ее домой, и мы долго целовались еще в парадном, и по лестнице все время почему-то ходили люди, хотя было уже поздно. И она очень боялась, что вдруг пройдет мимо ее мама и спросит: "а что ты здесь делаешь, Валя, и кто этот молодой человек?" Это было летом, в белые ночи. И потом я приехал на зимние каникулы, и мы снова встретились, и все было, как раньше, только в парке лежал снег и голые сучья шевелились на низком сером небе. Поднимался ветер, нас заносило порошей, мы совершенно закоченели и побежали греться в кафе на улице межпланетников. Мы очень обрадовались, что там совсем нет народу, сели у окна и смотрели, как по улице проносятся автомобили. Я поспорил, что знаю все марки автомобилей, и проспорил: подошла великолепная приземистая машина, и я не знал, что это такое. Я вышел узнать, и мне сказали, что это "Золотой дракон", новый китайский атомокар. Мы спорили на три желания. Тогда казалось, что это самое главное, что это будет всегда - и зимой, и летом, и на набережной под белыми статуями, и в большом парке, и в театре, где она была очень красивая в черном платье с белым воротником и все время толкала меня в бок, чтобы я не хохотал слишком громко. Но однажды она не пришла, как мы договорились, и я по видеофону условился снова, когда я вернулся в школу. Я все не верил и писал длинные письма, очень глупые, но тогда я еще не знал, что они глупые. А через год я увидел ее в нашем клубе. Она была с какой-то девчонкой и не узнала меня. Мне показалось тогда, что все пропало, но это прошло к концу пятого курса, и непонятно даже, почему мне все это сейчас вспомнилось. Наверное, потому, что теперь все равно. Я мог бы и не думать об этом, но раз уж все равно…
Гулко хлопнул люк. Голос Быкова сказал:
– Ну что, Михаил?
– Заканчиваем первый виток, Алешенька. Упали на пятьсот километров.
– Так…- Было слышно, как по рубке пнули пластмассовыми осколками.- Так, значит. Связи с Амальтеей, конечно, нет.
– Приемник молчит,- вздохнув, сказал Михаил Антонович.Передатчик работает, но ведь здесь такие радиобури…
– Что твои расчеты?
– Я уже почти кончил, Алешенька. Получается так, что мы провалимся на шесть-семь мегометров и там повиснем. Будем плавать, как говорит Володя. Давление огромное, но нас не раздавит, это ясно. Только будет очень тяжело - там сила тяжести два-два с половиной "же".
– Угу,- сказал Быков. Он некоторое время молчал, затем сказал:- у тебя какая-нибудь идея есть?
– Что?
– Я говорю, у тебя какая-нибудь идея есть? Как отсюда выбраться?
– Что ты, Алешенька,- штурман говорил ласково, почти заискивающе.- Какие уж тут идеи! Это же Юпитер. Я как-то даже и не слыхал, чтобы отсюда… Выбирались.
Наступило долгое молчание. Жилин снова принялся работать, быстро и бесшумно. Потом Михаил Антонович сказал:
– Ты не вспоминай о ней, Алешенька. Тут уж лучше не вспоминать, а то так гадко становится, право…
– А я и не вспоминаю,- сказал Быков неприятным голосом.- И тебе, штурман, не советую. Иван!- заорал он.
– Да?- откликнулся Жилин, заторопившись.
– Ты все возишься?
– Сейчас кончаю.
Было слышно, как капитан идет к нему, пиная пластмассовые осколки.
– Мусор,- бормотал он.- Кабак. Бедлам.
Он вышел из-за кожуха и опустился рядом с Жилиным на корточки.
– Сейчас кончаю,- повторил Жилин.
– А ты не торопишься, бортинженер,- сказал Быков сердито.
Он засопел и принялся вытаскивать из футляра запасные блоки. Жилин подвинулся немного, чтобы освободить ему место. Они оба были широкие и громадные, и им было немного тесно перед комбайном. Работали молча и быстро, и было слышно, как Михаил Антонович снова запустил вычислитель и замурлыкал.
Когда сборка окончилась, Быков позвал:
– Михаил, иди сюда.
Он выпрямился и вытер пот со лба. Потом отодвинул ногой груду битых пластин и включил общий контроль. На экране комбайна вспыхнула трехмерная схема отражателя. Изображение медленно поворачивалось.
– Ой-ей-ей,- сказал Михаил Антонович.
"Тик-тик-тик",- поползла из вывода голубая лента записи.
– А микропробоин мало,- негромко сказал Жилин.
– Что микропробоины,- сказал Быков и нагнулся к самому экрану.- Вот где главная-то сволочь.
Схема отражателя была окрашена в синий цвет. На синем белели рваные пятна. Это были места, где либо пробило слои мезовещества, либо разрушило систему контрольных ячеек. Белых пятен было много, а на краю отражателя они сливались в неровную белую кляксу, занимавшую не менее восьмой части поверхности параболоида.
Михаил Антонович махнул рукой и вернулся к вычислителю.
– Петарды пускать таким отражателем,- пробормотал Жилин.
Он потянулся за комбинезоном, вытряхнул из него варечку и принялся одеваться: в рубке снова стало холодно. Быков все еще стоял, глядел на экран и грыз ноготь. Потом он подобрал ленту записи и бегло просмотрел ее.
– Жилин,- сказал вдруг он.- Бери два сигма-тестера, проверь питание и ступай в кессон. Я буду тебя там ждать. Михаил, бросай все и займись креплением пробоин. Все бросай, я сказал.
– Куда ты собрался, Лешенька?- спросил Михаил Антонович с удивлением.