В мире фантастики и приключений. Выпуск 4. Эллинский секрет. 1966 г.

– Он прав только в одном, - ответил я, - в каждом современном человеке живет актер. В капиталистическом обществе люди не живут, а играют. Каждый носит маску. Меня удивляет, что вульгарный и недалекий Гопс мог так тонко изложить эту не лишенную остроты и наблюдательности мысль.

– Вы обратили внимание на второстепенное, - сказала Елизавета Меб. - Разве вас не возмутила попытка мещански опошлить и исказить смысл вашей физической идеи? Он пишет, что он убедил актера Джонса в том, что Джонс уже больше не Джонс, а Эдгар Аллан По, вызванный из прошлого.

– А может, он и в самом деле его убедил, Елизавета?

– Но какое он право имел это делать? С точки зрения этики, это преступно.

– Не будем говорить об этике, Елизавета. Это далеко нас заведет. Я не вижу ничего преступного в том, что Гопс помог Джонсу войти в свою роль и талантливо ее сыграть. Если рассуждать так, как рассуждаете вы, то нужно признать каждого режиссера уголовным преступником.

– Не спорю, - сказала Елизавета. - Режиссеры далеко не преступники. Во всяком случае, не все. Но обратили ли вы внимание на другое?

– Что вы имеете в виду?

– Меня возмущает логическая непоследовательность Гопса. В начале статьи он намекает, что Эдгар По был возвращен из прошлого для экспериментального подтверждения вашей гипотезы, а в конце он становится скромным и объясняет психологическое превращение Джонса его слепой верой в вашу теорию.

– Что ж, это мне даже лестно.

– Ну вот, - сказала возмущенным тоном Елизавета Меб, - вы уже готовы амнистировать Гопса. А заодно и этого мошенника Джонса.

– Вы убеждены, что Джонс мошенник? Какие у вас основания?

Елизавета оставила мой вопрос без ответа и изобразила на своем лице презрение, презрение и насмешку.

Мне стало не по себе. Вопрос о том, что собою представлял Джонс, имел для меня отнюдь не только академическое значение. Джонс продолжал посещать мою квартиру и, перевоплощаясь в Эдгара По, ухаживать за моей несчастной сестрой. Я всячески противодействовал этому, но он всякий раз говорил мне:

– Не мешайте мне играть.

И каждый раз на его подвижной физиономии появлялось выражение, возникающее на лице человека, которому мешают выполнять его долг.

Анна тоже была недовольна моим вмешательством в ее личную интимную жизнь.

– Ты эгоист, Филипп, - упрекала она меня. - Ах, какой ты бессердечный эгоист. Раньше я в тебе этого не замечала.

Не столько ее слова, сколько сама интонация ее голоса, проникающего до самых глубин моего существа, действовала на меня. Каждый раз я отступал перед силой этой 'интонации и допускал то, чего нельзя было допускать. Актер продолжал появляться в нашем доме. Сколько я ни размышлял, я не мог понять истинной его цели. Чем его, мировую знаменитость, могла прельстить моя бедная сестра?

В этот вечер я узнал нечто важное. Придя домой, я застал сестру. Судя по запаху еще не рассеявшегося табачного дыма, ее гость только что ушел.

– Мне ты не позволяешь курить в твоей комнате, - сказал я, - а актеру Джонсу все дозволено.

– Он не актер Джонс.

– А кто?

– Эдгар По.

– Довольно повторять нелепости. Дико! А главное, смешно! Ведь ты не меланезийка с Трибриандовых островов, а цивилизованная женщина, сестра ученого.

– И все-таки он не актер, а Эдгар По.

– Тем хуже, - сказал я, - ведь это же двусмысленно и страшно. Значит, к тебе приходит призрак, нечто, стоящее по ту сторону реальности?

– Нет, он не призрак. Он живой, страдающий, глубоко чувствующий и все понимающий человек.

– Не верю! Актеришка, у которого есть какие-то свои нечистые цели. Зачем он ходит сюда?

– Бедный мальчик, - сказала она. - Если бы он слышал эти ужасные слова. Замолчи!

– Этому мальчику больше сорока лет. Он на своем веку…

– Замолчи! Я прошу тебя. Если бы ты знал, как ему тяжело, как он тоскует по своему времени, из которого его так безжалостно вырвал физический опыт, поставленный Гопсом.

– Чепуха. Гопс слишком вульгарно и искаженно толкует мою гипотезу. Пойми, твой Джонс - не элементарная частица. А моя теория времени и пространства имеет отношение только к микромиру.

– Бедный мальчик! Он говорил мне о твоей теории и об опыте, поставленном Гопсом. Об опыте, который удался. И он просил меня, чтобы я уговорила тебя помочь ему вернуться туда.

– Куда?

– В девятнадцатый век, в котором он жил и писал свои рассказы.

– Он писал подчас очень жестокие рассказы, хотя и очень талантливые…

– И все равно с ним нельзя поступать так жестоко, как поступил Гопс, желая подтвердить твою концепцию.

– Хорошо, Анна. Допустим, я на минуту поверю в эту нелепость… Но объясни, почему он похож на актера Джонса?

– Это тебе кажется. Ты себя в этом убедил. А между тем…

Она не договорила и вся затряслась от плача:

– Бедный мальчик, ему душно в нашем мире… И я дала слово ему помочь…

Я всегда с трудом выносил женский плач, чужое человеческое страдание. А сейчас плакала моя сестра. Ее плечи дрожали.

– Где же логика? - спросил я. - Ты же любишь его, насколько я понимаю.