Они прошли область лысых стволов со вздыхающими наростами чаг и болезненно-красными слюнями полипов. Как раз на уровне лица между деревьями провисали липкие паучьи паутины, что до умопомрачения лезли в глаза, в ноздри, в рот и их приходилось с остервенением отдирать от себя, брезгливо стряхивать шустрых членистоногих. Потом они чуть не увязли в обманчивом болотце с вспухающими волдырями тины и тяжелым смрадом тухлых яиц, и поскорее выбирались оттуда, цепляясь друг за друга и за скользкие бурые водоросли, извивающиеся плотным ковром, и напрочь там вымокли и устали, но выбрались невредимыми. Наспех сжевав по бутерброду, побрели в обход этого вязла и неожиданно напоролись на непролазный бурелом, где деревья валялись и торчали устрашающими штырями во все стороны света. Кое-где в воздухе колыхались тускло-жолтые плазменные шары и некоторые даже поворачивались было в их сторону, а один, наткнувшись при этом на сук, взорвался с оглушающим треском и обдал их ворохом пепла, а кожу покоробило кратковременным зудом. Смерть нешуточная бродила вокруг, но им удалось выкарабкаться и из этого навороченного бардака. Впрочем, избавления от Страха это не принесло. Потом они прошли обиталище смерти, где не пели птицы и не шумел верховой ветер, а кое-где в воздухе висели пугающие сгустки-марева, которые даже безрассудный Поэт обходил загодя. Хлипкие кустики и жухлая трава здесь были покрыты будто искрящимся белым инеем. Поэт назвал это Лиловой Изморозью и бесперечь твердил - вот пришествие дьявола на землю. Потом, уже выбравшись из костлявых сатанинских лап, еще раз передохнули, упав на поляне в шелковистую траву. Начинало клонить к вечеру.
- Отдыхаем и последний марш-бросок вперед. С учетом петли, которую дали, думаю осталось несколько километров.
Егор устало кивнул. Они пожевали перемасленные рыбные консервы с хлебом и, хотя вставать было никак невозможно, все-таки пересилили себя и поднялись. Оптимизм Поэта заметно поубавился и болтался как лисий хвост. Вскинув отяжелевший рюкзак, он неуверенно шагнул. Егор попросил помочь ему надеть свой рюкзак. Ныло натертое плечо. Поэт помог, а потом они еще постояли, сгребая подошвами ботфорт старую влажную хвою поверх оставшегося от завтрака мусора.
- Все, вперед! - скомандовал Поэт и пошел.
- Подожди, - остановил Егор, - а разве в ту сторону?
- В ту, в ту, - быстро ответил Поэт. - Идем как шли.
- А я поэтому и спрашиваю, что до остановки мы брали на четверть круга правее.
Тот продолжал грузно идти.
- Поэт! - крикнул Егор, стоявший на месте.
Тот побагровело обернулся и внятно произнес:
- Замолчи! Идем как шли и не путай! - и пошел дальше, но, как показалось будто, помедленнее. Егор поспешил следом.
- Постой, Поэт, - он догнал его и тронул за плечо. - Я ясно помню, что мы шли в том направлении.
Поэт остановился и, улыбаясь, снял с себя рюкзак.
- Все, здравствуй, бабушка. Этого я боялся.
Егор непонимающе смотрел.
- А теперь не двигайся и внимательно вспомни, Егор, откуда мы пришли?
Егор не задумываясь указал рукой. Поэт показал в другую сторону.
- А вот я, брат, - сказал он, - насколько еще доверяю своей памяти, помню что пришли оттуда.
Егор все не понимал. Он был уверен. Впрочем что там, эта уверенность быстро таяла и вскоре как пшик исчезла. Теперь, напрягши память, он видел перед глазами только стволы, стволы и листву под ногами.
- А ты твердо убежден в своей правоте? - спросил Егор Поэта.
- Только без паники.
- Да уж, - сказал Егор.
- Без паники, я сказал! Мы не маленькие дети...
Справа раздался рык.
...
В мгновенье ока, без слов поняв друг друга, содрав неуклюжие рюкзаки свои с плеч, царапаясь и соскабливая кожу с рук и ткань с одежды, забыв про условности и усталости, они расторопно вскарабкались на соседние деревья до развилок сучьев с колотящейся грудью.