В мире мечты (Обзор научно-фантастический литературы)

Я тяготею к фантастике научной. Но когда я слышу «о грани возможного», то это смущает и меня. Ведь это связывает и довольно ощутимо тянет только к тому, что уже есть и позволяет фантасту шагнуть только до какого-то барьера. Когда же я сказал себе, что буду писать на «грани невозможного», мне стало легче.

Могут возразить, что между тем и другим расстояние ничтожное и близкое к нулю. Но когда я говорю: «на грани возможного», то смотрю все-таки назад, а когда думаю о том, что граничит с невозможным, то смотрю вперед, в Неизведанное.

А как же быть, например, с машиной времени Г. Уэллса? Ведь ее научная основа нереальна… Но это литературный прием, а сам корень глубже и в другом месте.

Думается, что такое будет допустимо всегда в произведениях сатирических, гротесках, политическом памфлете, юморе, где научная «новинка» является лишь средством достижения цели, а не самой целью, что сразу понятно и читателю.

И. Варшавский

Я считаю, что фантастика — не более как прием, позволяющий автору рассматривать обычные ситуации в необычных условиях, прием, которым мировая литература пользуется с незапамятных времен.

Лучшие фантастические произведения всегда были построены на использовании реалистических методов. Больше того, чем фантастичнее ситуация, тем реалистичнее она должна быть описана. Вспомним хотя бы произведения Уэллса. Противопоставлять фантастику реализму, по моему мнению, просто бессмысленно.

Думаю, что и «философская», и «социальная», и «техническая» фантастика имеют равные права на существование. Что же касается «хитроумной» техники, то, если писателю удастся заинтересовать ею читателя, пусть пишет… Лишь бы все это было написано на достаточно высоком уровне.

Дело писателя — пытаться представить себе, что несет человечеству решение той или иной проблемы, а не отбивать хлеб у ученых. Если бы мы старались искать в фантастических произведениях только рациональные научные идеи, то пришлось бы сдать в архив все, что написано такими писателями, как Г. Уэллс, Р. Бредбери и другими.

Я считаю важнейшей задачей фантастики повышение ее литературного уровня. Для этого есть два пути: стараться лучше писать и бороться со всевозможными штампами при помощи пародий. Думаю, что фантастическому рассказу больше всего присуще памфлетное звучание, тут возможностей очень много. Вместе с тем, меня весьма привлекает фантастический психологический рассказ.

В. Владко

С самого начала моей литературной деятельности я пришел к твердому выводу, что для советской научной фантастики главное — быть на строго научной почве. Допущения, домыслы могут быть и очень фантастичными, но основа их должна оставаться вполне научной, ибо иначе книга будет только развлекательной. Так я и писал, отдавая наибольшее внимание научной основе, и, конечно, связанным с нею сюжетным приключениям.

В свое время это, вероятно, было правильным.

Но постепенно я пришел к выводу о том, что этого мало.

Советская научная фантастика должна быть, как и все остальные жанры, литературой человековедения, и поэтому обязана уделять главное внимание психологической разработке персонажей, ее героев, другими словами, — приобретать качества нормальной большой литературы, разве только занимаясь научными проблемами в фантастическом разрезе.

Именно так я стремился и стремлюсь писать в последнее время.

Е. Войскунский и И. Лукодьянов

Пора перестать рассматривать фантастику как развлекательное чтиво. Хорошая фантастика, как и вообще художественная литература, исследует жизнь — только своими особыми приемами. Острый сюжет, «инопланетные» приключения, перенос во времени, необычные, поражающие воображение обстоятельства — все это годится, но при том условии, что так или иначе ставятся насущные проблемы человеческого бытия. Фантаст, быть может, обязан острее, чем писатель-нефантаст, ощущать связь времен.

Исторический роман — это только половина Службы Связи Времен, он знакомит читателя с прошлым, которое нельзя изменить. Связь с будущим — то, чем в основном и занимаются фантасты, — это связь не пассивная, на будущее можно влиять. И недаром на древе фантастики так много ветвей-предупреждений.

Разумеется, не следует путать предостережение с пророчеством. Пророчество — дело безнадежное, достаточно вспомнить Кассандру.

Но кто знает, может, потому не верили Кассандре, что она не умела придавать своим видениям силу художественной достоверности…

С. Гансовский