— Но тогда, наверное, оса стала готовить слишком далеко от добычи норку и на обратном пути заблудилась.
— Зачем же далеко готовить норку, когда всюду песок и можно везде заниматься строительством.
— И все же, пока оса волокла добычу, хотя бы даже издалека, ее мог кто-нибудь уничтожить.
— Кому нужна невкусная оса, да еще и вооруженная жалом. Ей бояться некого. Не зря она носит такую заметную в пустыне черную одежду.
— Не могла же оса рыть норку ради развлечения, от избытка сил и здоровья. Тем более, в прохладную погоду. Может быть, это была просто своеобразная тренировка.
— Тренировка хороша лишь та, которая легко достается. А тут потрачено столько сил. Кроме того, оса, прежде всего, рационализатор и за свою короткую жизнь не станет делать ничего лишнего. Экономия сил — главный закон всего живого.
Противники никак не могут прийти к какому-либо решению, и поведение осы остается неразгаданным. Впрочем, они как будто соглашаются с одним из двух предположений: или оса уже использовала возможность кладки яичек, стала стара, а теперь проявляет извращение инстинкта, или нет нигде для осы пауков, вот она, бедная, удовлетворяя зов инстинкта, автоматически и рыла землю.
Собираясь в обратный путь, я подумал о том, что неплохо было бы разрыть норку. Все равно оса уже не появится, и мое любопытство не будет преступлением.
Я почти вырыл норку, как в ямку, выкопанную мною, ввалился типичный подземный житель — большая и толстая гусеница бабочки-совки. Несколько мгновений гусеница пролежала будто мертвая, и за это время в моей голове пронеслось несколько догадок. Гусеница перестала притворяться, развернулась и быстро поползла, пытаясь куда-либо спрятаться. Она была совершенно здорова.
Говорят, что иногда молодой и неопытный врач, мало искушенный в сложных тонкостях своего ремесла, легче ставит диагноз болезни, чем опытный. Я искал особенное объяснение непонятного поведения осы. Загадка же так просто раскрылась. Помпиле не понравилась выкопанная ею норка, так как под землей она наткнулась на гусеницу совки. Поэтому она и бросила почти законченную работу.
Что же с ее добычей, если норка оказалась негодной? Возможно, цепь инстинктивных и последовательных действий оказалась нарушенной, и проще было осуществить дело с самого начала.
У входа в горное ущелье расположены небольшие песчаные барханы, и на них растет зеленый саксаул. В этом глухом месте никто никогда его не трогал, не ломал, и он рос, как в заповеднике.
Я взбираюсь на крутой берег сухого русла, тянущегося из ущелья, иду по чистому гладкому песку. Сейчас барханы мертвы, жизнь на них только ночная. Днем слишком жарко и сухо среди глиняных гор, камней и песка. Вся поверхность бархана испещрена следами. Вот отпечатки изящных лапок тушканчика, тонкая вязь жука-чернотелки, извилистые линии, прочерченные хвостом, рядом с отпечатками лапок очень быстрой линейчатой ящерицы. Гладкие зигзаги оставила змея. И еще разные следы.
Впрочем, все же и днем есть признаки жизни. С невероятной быстротой промчался желтый, как песок, муравей-бегунок, какая-то муха носится с места на место так низко, будто и не летает, а перескакивает по песку. И еще один обитатель — крохотная оса, длиной не более трех миллиметров, светлая с красноватым брюшком. Она мечется по песку, кого-то разыскивает, быстро и часто потряхивая крыльями, увенчанными на вершине черными пятнышками. Пробежит, остановится, замрет на секунду, молниеносными движениями ног выкопает маленькую ямку и дальше мчится. Участок бархана площадью примерно около десяти квадратных метров пестрит оставленными ею ямочками-копанками.
Оса очень занята, до крайности деловита, необыкновенно тороплива. Откуда у нее, такой крошечной, неистощимый запас энергии? Вокруг никаких цветов, все голо, давно выгорело. Она же, не зная усталости, продолжает носиться по горячему песку.
Моя собака давно прекратила поиски живности. Проскачет по горячему бархану, упадет в тень саксаула, высматривая очередной кусочек тени до следующей перебежки.
С интересом я наблюдаю за осой — этим совершенным творением пустыни и думаю о том, откуда она черпает столько энергии. Наверное, организм, работающий в столь быстром темпе, должен вскоре истощить свои запасы. А осе — все нипочем. Не могут ли насекомые для своей деятельности каким-то не известным современной физиологии способом использовать энергию солнечных лучей, превращая ее в движение? Это предположение кажется фантастическим, но кто знает!