В мишуре и блестках

— Видимо, я ничем не могу тебе помочь? Только стоять и с тупым ангельским терпением ждать.

— А вот и нет. Твоя помощь придется как нельзя кстати. Будь добра, принеси мой маленький чемодан, спустись вниз и собери все до единого осколки этого треклятого зеленого сокровища Билл-Тасмана. Постарайся не захватывать всей ладонью. Бери черепки за края, клади в чемоданчик и неси наверх. Я буду здесь. Справишься?

— С блеском.

Когда Трой принялась за работу, Аллейн подошел к столику, на котором стояла ваза. Он глянул вниз и увидел прямо под собой в полумраке верхушку торшера, лужицу света вокруг него, а в лужице — россыпь фарфоровых черепков, голову, плечи и колени Трой. Ее длинные тонкие пальцы осторожно сновали по полу.

Небольшой китайский столик, изящный, но крепкий, стоял у перил галереи. Эбонитовая подставка, на которой покоилась ваза, так и осталась на столике. Судя по ее высоте, основание вазы должно было находиться на уровне перил. Хилари, сообразил Аллейн, хотел, чтобы люди в холле, взглянув вверх, увидели прелестный образец зеленой серии, ненавязчиво приглашающий полюбоваться собой, И Действительно, этим вечером Аллейн любовался вазой, прежде чем она, ударив его, погибла сама.

Он включил все лампы на галерее и с помощью карманного фонарика, одолженного ему Рэйберном, стал самым тщательным образом, дюйм за дюймом, осматривать столик. Трой уже закончила свою работу, выключила свет внизу и поднялась наверх, а Аллейн все еще возился у столика.

— Полагаю, — сказала Трой, — ты ищешь царапины от кошачьих когтей.

— Точно.

— Нашел?

— Пока нет. Ступай, дорогая. Я скоро закончу и принесу чемоданчик.

Когда Аллейн наконец вошел в комнату Трой, часы на конюшенной башне пробили час. По лицу мужа Трой поняла, что лучше не спрашивать, нашел ли он следы когтей Щеголя на китайском столике.

Она ясно видела: не нашел.

4

Аллейн выполнил отданный самому себе приказ проснуться в три. Трой крепко спала. Аллейн на ощупь пробрался в ванную комнату, где побрился и облил голову холодной водой. Он выглянул из окна. Луна зашла за горизонт, но звезды были видны, меж ними пробегали легкие стремительные облака. Ветер дул с прежней силой, но дождь прекратился. Ураган расчистил небо. Морщась от боли, Аллейн натянул несколько свитеров, а в карман сунул матерчатую кепку.

Освещая путь фонариком, он прошел по коридору на галерею и спустился по лестнице. Холл казался огромной черной пещерой, где светились лишь два широко расставленных красных глаза — в каминах все еще тлели угли. Аллейн направился к коридору западного крыла и, свернув налево, добрался до библиотеки.

Библиотека также была погружена во тьму. В нос ударил знакомый запах масляных красок и скипидара. Аллейну на секунду почудилось, что он оказался в студии жены. Интересно, вернули ли Портрет из ссылки на прежнее место?

Аллейн двинулся в глубь комнаты и вдруг замер. Остановил его тот же самый звук, что двумя днями раньше напугал Трой: дверная ручка щелкнула и дверь приоткрылась. Аллейн снова закрыл ее, подтолкнув плечом.

Луч фонарика запрыгал по комнате. Книги, лампы, спинки кресел, картины, украшения возникали из темноты и вновь исчезали. Наконец Аллейн обнаружил рабочий стол, а рядом с ним мольберт Трой.

В рассеянном свете фонарика материализовался Хилари и уставился на нежданного посетителя.

Когда Аллейн подошел поближе, луч, сфокусировавшись, позволил в полной мере оценить живость изображения. Трой никак нельзя было назвать парадной портретисткой. Ее больше интересовала человеческая суть модели, и рабочим материалом для нее служили скорее не элементы внешности, но черты характера, которые она и переносила на полотно.

Каковы же были эти черты? Что увидела Трой?

Прежде всего бросалось в глаза сходство с «симпатичным верблюдом», как определила Хилари сама Трой, — странный и отрешенный вид. Элегантность, утонченность, изрядная доля высокомерия и насмешливости также были должным образом отражены. Но, подчеркнув глубокие складки, идущие от ноздрей к уголкам верблюжьего рта, и сочность губ, Трой, возможно неожиданно для самой себя, раскрыла в Хилари гедониста.

Библиотека была первой комнатой в западном крыле, и окна в ней выходили на три стороны. Из окон слева просматривался большой двор. Аллейн направился к ним. Он помнил, что они занавешены и закрыты ставнями.

Аллейн раздвинул занавески и поднял раму. Ему пришло в голову, что окна играют чуть ли не главную роль в драме, что разворачивалась сейчас в Холбердсе. Он обследовал ставни изнутри. Здесь была подветренная сторона, но ставни легонько дребезжали, пропуская струйки холодного воздуха. Небольшой сквозняк вряд ли мог причинить какой-либо ущерб обстановке, однако Аллейн вернулся к мольберту и передвинул его подальше от окна.