Читаем В мое время полностью

Ну и, конечно, Марксу, Ленину, Дзержинскому (его уже нет), Петру, а также Димитрову, Ганди, Неру, Тельману и прочим международным деятелям, которые в расчет не беру. За что же нам все это?

Вон их сколько! – но ведь лучшие-то, вечные, – из давних времен.

<p>* * *</p>

Учились в 5-м классе. У Вовки прохудился брючный карман, – таскал там какую-то проволоку. На переменке он сунул туда руку, палец попал в дырку, и Вовка неожиданно для себя выставил его через ширинку, между пуговиц.

– Смотрите! – крикнул он радостно.

Девчонки глянули, фыркнули возмущенно: “Дурак!” – и отошли в сторону.

“Сами вы дуры! – отвечал он испуганно. – Это же палец!..”

Мальчишки заинтересовались, столпились, посмеиваясь.

Потом мы уехали оттуда, и я встретил его уже после войны. Он заканчивал институт. Через минуту я спросил: “А помнишь дырку в кармане?”

Он ответил грустно: “Все только об этом и вспоминают”.

<p>* * *</p>

Капустнические названия последних фильмов Никиты Михалкова. Было до войны знаменитое танго “Утомленное солнце”. Оно звучало на всех танцплощадках страны. Его, разумеется, не принимали всерьез, пародировали, но оно было неистребимо.

А что значит “Утомленные солнцем”? Я задал этот вопрос своим достаточно опытным знакомым. Все, слегка пожимая плечами, отвечали: ну, наверное, утомленные тем временем, эпохой, Сталиным… Как – утомленные? Обожженные. Облученные!

Или его новая картина – “Сибирский цирюльник”. О чем бы она ни была, но прямое отсылание нас к “Севильскому цирюльнику” приемлемо скорее для школьного капустника (6-7-х классов). Неужели авторам это кажется остроумным?

Была когда-то комедия “Девушка без адреса”. Если бы Михалков снимал фильм о бомжах, он назвал бы его “Дедушка без адреса”.

<p>* * *</p>

Это ведь все легкий хлеб. Ленту о руководительнице соседнего государства можно назвать: “Смежная королева”. Документальный фильм о какой-либо области или отрасли: “Ты и убогая, ты и мобильная” и т.д. Бывает и более остроумное. Мой друг, знаменитый футболист, синхронное плавание снисходительно называл фигурное купание.

<p>* * *</p>

Игорь Холин: “Слушайте, Пушкина же нам навязали”…

<p>* * *</p>

Почти по Северянину:

От океана до Тарусы,

Куда заметнее, чем встарь, -

Кругом талантливые трусы

И обнаглевшая бездарь.

<p>* * *</p>

Пожилая воспитанная дама сказала: – Какие странные нынче нравы – поэты дружат с портными…

<p>* * *</p>

Исполнение своих супружеских обязанностей он называл: техобслуживание.

<p>* * *</p>

Он однажды сказал мне, что ушел от жены, как уходили из Афганистана – с чувством облегчения, миновавшей смертельной опасности, но с еще помертвелой душой и пониманием страшной бессмысленности и ужаса того, что уже было и чего внутри себя не изменить.

<p>* * *</p>

Прочел у прозаика: “Черствый военный хлеб”. Этого не было, – наоборот, непропеченный, липкий. Хлеб не успевал черстветь.

<p>* * *</p>

У известного афоризма: “Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью” обнаружилось со временем немало авторов. Свидетельствую, это при мне придумал с ходу Арсений Тарковский в Переделкине в 70-е гг.

А фразу: “Товарищеский суд Линча” придумал, извините, я в 1961 г. на борту т/х “Эстония” по пути из Ленинграда в Гавр, чему тоже до сих пор еще есть свидетели.

<p>* * *</p>

Чем отличается хороший писатель от плохого? Первый иногда может написать неудачно, второй – иногда удачно.

<p>* * *</p>

Наши внуки нам гораздо понятнее, чем мы им. Причина проста: мы в их возрасте уже побывали, а они в нашем еще нет.

<p>* * *</p>

Старость – всегда условность, ибо незаметен момент вхождения в нее. Иное дело – смерть.

<p>* * *</p>

В старости близкие друзья не нужны, ибо это мешает одиночеству.

<p>Часть 2 (2000) Чувство приязни</p>

Я не раз писал о Булате, иногда печатал – еще при его жизни: “В Тарханы”, “Точный ход”, “Кто сочиняет анекдоты” и др. Потом это вошло в мою книгу “Писательский Клуб”. И еще он у меня промелькивает, да и в стихах тоже есть. Примерно через год после его смерти я напечатал в “ЛГ” почти полосу – “Из записей о Булате”. Теперь вот опять нашел кое-что в записных книжках и в памяти.

Однажды, рассказывая по ТВ обо мне и моей семье, Булат заметил, что в пятьдесят шестом году, когда мы познакомились, между нами возникло чувство приязни. Фактически это то же самое, что дружеские отношения, но слова “дружба”, “друг” затерты и затасканы и уже не воспринимаются, а чувство приязни – как хорошо!

Передача эта называлась “Я улыбаюсь тебе. Вспоминая Инну Гофф”. Она не раз повторялась.

<p>Булатовы забавы</p>

В увлечениях (или развлечениях) Булата порой бывало немало трогательно-детского или, скорее, отроческого. Как-то он купил в магазине подзорную трубу. Позвонил мне и подробно рассказывал про ее футляр с ремешком (можно носить на плече) и о том, как она резко приближает, увеличивает рассматриваемое. Он советовал и мне приобрести такую же. Я ответил, что у меня есть сильный военный бинокль, и при необходимости пользоваться им, пожалуй, удобнее, но он остался равнодушен к моему сообщению. Чувствовалось, что ему приятны сами эти два слова: подзорная труба. Кем он себе представлялся? Паганелем?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии