Понемногу я успокоилась, но меня все еще пробирала дрожь. Я словно все еще была там, в зимнем лесу, ночью, и ледяной ветер окутывал меня и играл с волосами. Папа, видимо, ощутил это, поэтому чуть отстранился, чтобы посмотреть на меня.
Его губы на долю секунды дернулись, будто он хотел что-то сказать, но вдруг передумал. Его рука легла на мою щеку, и он вздохнул.
Эта пауза насторожила меня, страх снова начинал возвращаться. Он хочет сказать, что с Никой? Она умерла?
– Где она? – выдала я. Прозвучало это грубее, чем в моей голове.
Пока папа выдохнул, пока облизнул высохшие от волнения губы, пока набрал в легкие воздух для ответа, мне казалось, прошла целая вечность.
– Она в больнице. Мама уехала к ней утром, а я…я хотел дождаться, пока ты проснешься.
– Нам нужно в больницу, – я уперлась одной рукой в пол и оттолкнулась от него, но отец с силой усадил меня на место.
– Еще слишком рано, Майя. Поедем через час.
Он замолчал на мгновение, а взгляд перевел на пол, как будто там был написан вопрос, который он хочет задать мне.
– Что там произошло? Как вы оказались в том замке?
Я молчала. Даже сил на то, чтобы пожать плечами, у меня не было. Я не помнила, что случилось. Я не знала, что произошло. Ком разочарования в самой себе снова подкатил к горлу, по пути выбив пару слезинок.
Я жалобно застонала, закрыв глаза и силясь вспомнить хоть что-то.
– Мы ужинали: ты, я, мама и Ника. А потом…потом… – страх вернулся с новой силой. Моя рука начала отбивать триоли на ладони отца, поэтому ему пришлось сжать ее.
– На вас напали?
– Я, – я всхлипнула, – я не знаю…Я помню ужин, а потом Ника… – снова всхлип, – она лежит на земле, а вокруг ее головы кровь. И скрипка, – я схватила папу за рукав кофты, – кто-то играл на скрипке, папа! Кто-то играл на скрипке, пока Ника умирала, – я разрыдалась и уткнулась в плечо отца.
Его рука скользила по моим волосам и плечам. Он вздрагивал, но я не решалась взглянуть на него, боялась увидеть слезы.
За всю жизнь я ни разу не видела, как плачет мама, никогда не видела ссоры родителей и, тем более, никогда не видела слезы отца. Даже когда умер дедушка, я не увидела ни слезинки на его лице. Конечно, став взрослой, я понимала, что он скрывал от нас свои боль, горе или гнев, делал так, чтобы мы не видели этого. Вокруг нас он возвел стену, и она оберегала нас от всего плохого, что могло бы нас расстроить.
Но теперь эта стена рухнула.
– Майя, – его голос задрожал. Он продолжал гладить меня по волосам, а я – вдыхать его парфюм, такой знакомый аромат кардамона и чего-то сладко-горького, – я знаю, тебе страшно. Но я рядом с тобой, – его голос сорвался на миг, он прокашлялся и продолжил. – Нам будет тяжело, особенно маме. Но мы все преодолеем, правда? – я слышала, как он улыбнулся. – Ты только…ты только не отстраняйся от меня, пожалуйста. Особенно сейчас.
Я подняла голову и посмотрела на него. Под его глазами блестели слезы.
Я кивнула в ответ на его просьбу и улыбнулась.
Мы все преодолеем.
3
Максим не сразу услышал звонок мобильника, потому что тот был завален отчетами криминалистов, распечатками фотографий с места преступления, показаниями очевидцев и всей прочей макулатурой, которую ему с утра бросали на рабочий стол. Кстати, домой он вчера так и не ушел. Сон в комнате для допросов и стаканчик кофе из автомата куда лучше пустой квартиры. Еще недавно он жил там со своей невестой и между поисками преступников планировал с ней свадьбу.
Он упустил момент, когда его жизнь превратилась в бесконечный детективный сериальчик, который крутят по безызвестному каналу после полуночи. И вроде бы Макс никогда не хотел построить блистательную карьеру, ему ближе были мысли о семье, детях, планировании отпуска всем вместе, покупке дома в кредит (ну, и бог с ним). Но работа затягивала все сильнее. Часто Максим стал забывать позвонить ей и предупредить, что задержится, а еще чаще он возвращался домой, когда она уже спала. Годовщина, запланированная поездка, день рождения? Макс задерживается на работе, но обязательно приедет. Так его невеста говорила каждый раз по разным поводам, но итог всегда был один: годовщина заканчивалась, выходные проходили, гости расходились, и только потом Максим возвращался в ее жизнь. Конечно, ссор в этом случае было трудно избежать. А потом та авария, в которой пострадал его друг, так выбила Макса из жизни, что он вовсе потерял суть дней. К работе допоздна прибавились еще визиты в больницу, к родственникам друга, и он не удивился, когда увидел кольцо с помолвки на тумбе в коридоре и не нашел ее вещей в шкафу.
– Слушаю, – он наконец-то нашел телефон среди бумаг и ответил на звонок.
– Максим Белинский? – послышался женский голос в трубке.
– Да.
– Алена Громова, врач-травматолог городской больницы. Вчера к нам доставили девушку, которая упала с крыши бывшего музея.
– Да, Грин, – он машинально кивнул и снова начал рыться в куче бумаг. – Она очнулась?
– Она в коме.
Макс выпрямился, чуть не уронив телефон.
– Что?..