В моей голове

– Да, наверное. Там три группы, всех и не упомнить, – он чуть усмехнулся, а затем снова стал серьезным. – Вызвать его в коридор?

– Да, пожалуйста.

Мужчина кивнул и зашел в кабинет. Через пару минут вместо него в коридор вышел парень. Рыжие волосы по модному были зачесаны набок, бледную кожу лица украшали веснушки, ростом он был чуть ниже Белинского, а следователь всегда с трудом находил себе джинсы: на мужчину ростом метр девяносто и явным недобором веса сложно что-то подобрать.

– Никита Ларин? – спросил Макс.

– Да, – кинул тот.

Следователь представился и повел его к лестнице – там рядом он видел скамью напротив расписания.

Никита шел неуклюже, все время оттягивая рукава серого свитера. Шарканье его ног по полу сильно раздражало Макса, и он поймал себя на мысли, что уже заранее окрестил его преступником – предвзятое отношение Никита заслужил после информации о его измене Майе. Белинский на дух не переносил измены, терпеть их не мог. И никогда не понимал, зачем выбирать себе пару, а потом ходить «налево»? Разве это – не предательство самого себя? Ему вспомнился момент, когда его друг Алекс, с которым они когда-то работали в следственном отделе вместе, перебрал на корпоративе и переспал с Лизой из техотдела. Наутро он ненавидел себя так, как только можно ненавидеть, но изменить что-то уже было нельзя. Жене он так и не успел рассказать – через несколько дней после этого они всей семьей разбились на машине.

Максим плюхнулся на скамью и достал из кармана куртки диктофон.

– Итак, Никита. Я задам несколько вопросов насчет Майи и Доминики Грин, – он нажал на кнопку «Запись». – Полагаю, вы в курсе, что с ними произошло?

– Еще бы не знать, – он присел на скамью чуть подальше от следователя и скрестил руки на груди. – Я был в больнице, но меня не пустили в палату.

– На время расследования туда пропускают только самых близких. Хотя вы, наверное, очень близки с этой семьей? – это фраза прозвучала с сарказмом.

Никита чуть нахмурился:

– Ну, да…Мы с Майей уже почти год вместе.

– А с ее сестрой у вас какие отношения?

– Да-а-а… обычные.

– Когда вы в последний раз общались с Доминикой? Созванивались, переписывались, что угодно.

Ларин поджал губы и отвел взгляд в сторону. На воспоминания ему понадобилось несколько минут. Все это время он издавал мычащий звук будто где-то на этаже пытались завести маленький скутер со сломанным мотором.

– Да я не помню даже. Мы ведь в разных городах живем. Виделись, может, месяц назад, а переписывались, может, еще раньше.

Макс хмыкнул и кивнул, будто соглашался с ложью. Затем он достал из кармана куртки свернутые листы бумаги и, развернув, сунул их в руки Никиты.

– Как жаль, что соцсети хранят все наши тайны, правда? – он чуть усмехнулся, наблюдая за его растерянностью. – Вы переписывались с ней на прошлой неделе, да еще и были настроены враждебно.

– Откуда?.. – обронил он, читая переписку. – Я не враждовал с ней!

– А как вы объясните вашу последнюю фразу?

– А что в ней не так?

– Что Доминика хотела рассказать Майе? Только не говорите, что не знаете, сэкономьте и себе, и мне время.

Никита свернул листы, но продолжал держать их в руках. Его пальцы скользили по краям бумаги, цепляясь за острые уголки. Они упирались в плоть лишь на долю секунды, а затем сгибались под тяжестью, но этого времени хватало, чтобы причинить ему неприятные ощущения.

Он облизнул губы и ответил:

– Я не могу вам это рассказать. Это личное.

Максим закатил глаза. Про «личное» он уже слышал в субботу от Киры, и пока что ничего хорошего для сестер Грин после этой фразы не прозвучало.

– А вы понимаете, что ваше «личное» могло стать поводом для ссоры между сестрами? Понимаете, что вы можете скрывать мотив?

Никита молчал и только разглядывал свернутые листы бумаги.

– Она не стала бы этого сделать, – произнес он. – Она бы не столкнула сестру с крыши, не причинила ей вреда.

– Плохо вы, видимо, разбираетесь в людях, – продолжил свою философию следователь. – Не все на самом деле такие, какими мы их видим. Нравится вам это, или нет, но даже вы не тот, кем вас видят другие. И я тоже. Все мы. Что Доминика хотела рассказать Майе?

– Вы не понимаете, это не имеет отношения к произошедшему…

– Что она хотела сказать? – чуть громче и настойчивее повторил Белинский.

Никита вздохнул и сжал бумагу в ладони. Казалось, в коридоре стало на несколько градусов теплее, потому что на его лбу выступила испарина, которую он поспешно вытер рукавом свитера.

– Мы, – произнес он хриплым голосом, а затем прокашлялся, – переспали. Я и Доминика.

Макс, до этого в упор смотревший на парня, опустил взгляд на диктофон, но не для того, чтобы убедиться, идет ли запись – ему стало очень жаль Майю. Три близких ей человека предали ее, да еще и так подло.

Если говорить честно, он не ожидал такого поворота. Двойная измена и тройное предательство. Да здесь просто целое поле для поиска преступника и куча причин для самоубийства.