В моей руке - гибель

Попросил собраться в кабинете всех сотрудников отдела по борьбе с преступлениями против личности. Этот отдел Раздольского угрозыска с самых первых дней раскрытия убийства Антипова-Гранта был ориентирован на отработку местного криминального контингента, ранее судимых, находящихся под административным надзором, лиц, страдающих психическими заболеваниями, ведущих антиобщественный образ жизни, и им подобных. Это была обычная оперативная рутина — просеивание потенциальных подозреваемых, проверка их образа жизни независимо от того, какие бы версии ни выдвигались по делу. Поначалу это традиционное просеивание контингента мало волновало Колосова и его коллег — тогда на первый план выходили версии внутренних разборок в ОПГ. Теперь Никита вызвал на подмогу раздольским сыщикам нескольких сотрудников отдела убийств Главка, настоятельно посоветовав еще раз тщательно проверить всех лиц, проходящих по спецкартотекам. К потенциальному криминальному контингенту он прибавил цыган, и еще вполне вроде бы приличных и законопослушных на первый взгляд граждан: всех дачников мужского пола от восемнадцати до сорока пяти лет, посещавших территорию Раздольского района в апреле — мае, военнослужащих, расквартированных в Раздольске военных частей, а также всех спортсменов и тренерский состав военно-спортивной школы на бывшей базе отдыха в Отрадном.

Заняться Отрадным он поручил опытному Королеву и двум его напарникам. По базе, по видам единоборства, которые там изучают, по лицам, учащимся и работающим в школе, и по самому ее владельцу Степану Базарову он хотел бы получить самую полную информацию. С некоторых пор на ум ему все чаше начало приходить одно замечание, брошенное вскользь судмедэкспертом во время осмотра трупа Антипова. Тот, помнится, предположил, что в момент нападения на киллера убийца применил какой-то специальный боевой прием, лишивший тренированного и сильного Гранта способности активно сопротивляться. В отношении нападавшего эксперт употребил странный термин — «объект».

Колосов все чаще ловил себя на том, что это самое словечко «объект» не «человек», не «преступник», не «подозреваемый», а именно «объект», нечто пока еще бесформенное, неопределенное, но пугающее понятие — он стал употреблять для обозначения разыскиваемого по раздольским делам фигуранта.

Портрет убийцы — примерный набросок, который в ходе каждого дела непременно создает в своем воображении каждый оперативник, занимающийся раскрытием, на этот раз ассоциировался у Колосова с разрозненной мозаикой, где часть составляющих была безвозвратно утеряна, а часть словно бы добавилась из других причудливых и необычных головоломок.

К сожалению, события складывались так, что сам осмотр места происшествия, основа основ для каждого профессионала розыска, как это и внушал сам Колосов своим молодым коллегам, в случаях обоих убийств дал мало пользы. «Объект» не оставил фактически никаких следов, кроме своей характерной визитки — способа расправы с жертвой и последующих манипуляций с трупами. Мозаика его портрета, на взгляд Колосова, включала такие разнородные составляющие, как нехарактерные, нетипичные повреждения на телах потерпевших, шерсть неизвестного животного, манипуляции с кровью жертвы в случае Гранта, полное отсутствие признаков ограбления и каких-либо сексуальных посягательств.

К портрету вроде бы по базовому признаку «нетипичная травма» сломанная шея — подходили и странные убийства животных, совершающиеся, как выяснилось, в Раздольском районе с неприятной регулярностью. И кроме того, совершенно особое место в «мозаике» теперь заняла ночная погоня за неизвестным.

Этот самый «объект» никак не вписывался в стандартные рамки преступного поведения, ломал стереотипы, которые за годы работы в розыске успели сложиться у Колосова по убийствам такой категории. С точки зрения логики, поступки этого существа не укладывались ни в одну из стандартных моделей поведения серийного убийцы. Если предполагать, конечно, что прежние версии по этим делам были ошибочны, и выдвинуть версию о том, что в Раздольске появился новый серийный маньяк. «Что-то не так в этом деле» — становилось для Колосова чем-то вроде навязчивой идеи. И, как никогда, в это утро после ночной засады, когда голова его разламывалась, глаза слипались, все мускулы болели так, словно он всю ночь грузил мешки с углем, никогда еще Никита так не нуждался в умном совете, точнее, даже в плодотворной дискуссии с коллегой-оппонентом, с которым можно было бы детально обсудить все странности этого необычного дела, все разнородные составляющие этой причудливой мозаики.

Колосов чувствовал: они все стоят на пороге каких-то не совсем обычных событий. И это пока неопределенное, но тревожное «что-то не так в этом деле» начало принимать в его воображении пока смутные, но фантастические и грозные очертания.

Однако обстоятельства в этот день сложились так, что на некоторое время он невольно оказался выключенным из событий. Ему же пришлось заняться совершенно иными проблемами и еще раз убедиться, насколько горек хлеб оперативника.