В моем омуте

Я же учился. Я же почти кандидат. Я же никого никогда не убивал. Только ее… ее… собаку. Но это было давно. Очень давно. И она сама виновата. Она меня заставила. Заставила… Она мешала мне учить отрывок из «Мцыри». Я мог получить из-за неё двойку. Я старался запомнить, а она мне мешала. Выла и выла. Выла и выла. Она жила прямо под нашими окнами, и я не мог сосредоточиться из-за неё. Я закрывал уши руками, но ничего не помогало. А она выла и выла, выла и выла, как бешеная. Потом я подумал, что получу двойку и мне стало страшно… И тогда я вышел на улицу и позвал её. Она подбежала ко мне, виляя хвостом. Она почему-то всех любила. Жалкая дворняжка. Ничтожная беспородная тварь. Я взял её на руки, и она обрадовалась, что хоть кто-то уделил её персоне внимание. Она дрожала и повизгивала от удовольствия. И я почему-то подумал, что должно быть также повизгивала Му-Му, когда Герасим готовился её…

Смеется.

Потом я занес её в подъезд и засунул за пружину, которая закрывает дверь. Так, чтобы пружина прижала её шею. Она сразу перестала радоваться и высунула язык. Я почти увидел, как её глаза наполняются слезами. Смешно? Смешно?

Пауза.

Господи, почему она не умерла сразу?! Почему, когда я ушел домой, она выбралась из удавки и снова принялась выть? Почему?

Молчит.

На этот раз я не стал терпеть. Я снова позвал её. И она снова подошла, все так же… Господи, зачем ты создаешь эти глупые, наивные, ничтожные, бесполезные существа?… все так же махая своим отвратительным хвостом. Возле нашего дома была куча песка, в которой играли дети. Я схватил собаку и понес к этой куче. Она облизывала мне лицо, руки, шею. И даже, когда я закапывал её в песок, она продолжала прикасаться своим языком к моим пальцам. Это было так мерзко, так невыносимо. Зачем она это делала? Зачем? Как это глупо. Как это бессмысленно. Я же все равно зарыл её. Все равно зарыл. Её ничего не могло спасти. Я зарыл её и сел на могилу, чтобы она не могла выбраться. Взял и зарыл.

Молчание.

Но она не умерла — какие они живучие, эти твари. Как только я поднялся с кучи песка, то увидел, то увидел, как она пытается вылезти наружу. Мне стало страшно. Я испугался увидеть её глаза, наполненные слезами вперемешку с песком. И тогда я схватил валяющийся неподалеку старый шампур от электрошашлычницы и ткнул им в песок. Под острием что-то хрустнуло, взвизгнуло. И все… Она перестала шевелиться. Она перестала пытаться выбраться наружу. А мне перестало быть страшно, что она может взглянуть на меня своими, засыпанными песком глазами. Но главное она перестала выть. И мешать мне. Навсегда.

Поднялся. Засыпает яму ногами.

Я тогда все-таки выучил «Мцыри». И сдал его… На пятерку. Меня ничего не остановило. Понял? Ничего. И ты меня не остановишь. У меня будущее. Большое, великое, светлое будущее. А у тебя впереди ничего не было. Ничего. Только тюрьма. И бессмысленная ничтожная жизнь. Твоя смерть ничего не изменила в порядке мира. Абсолютно ничего. Как будто тебя и не было вовсе. Почему же я должен страдать от этого? Я не должен. Не должен. Понял? Понял?! Не должен! Не должен!

Встал на колени. Заплакал.

Сволочь! Подонок! Зачем ты влез в мою жизнь?! Ублюдок! Зачем?! Я не звал тебя! Я не просил! Ты сам! Все вы такие! Вы все лезете в наши жизни! Зачем? Зачем? Господи, почему они существуют? Они же черви. От них же один только вред. Им место в земле. В аду. А здесь на земле должны жить только мы. Мы! Мы чистые. Мы талантливые. Мы умные. Мы образованные.

Пауза.

Нужно изменить закон. Нужно сделать так, чтобы их можно было убивать. И чтобы за это ничего не делали. Я бы каждый день убивал их несколько штук. Они же отбросы общества. Им нельзя жить. Господи! Мамочка! Мамочка! Мамочка! Мамочка!

Затих. Всхлипывает.

Почему я называю мать — мамочкой? Я же всегда говорил ей только: ма. Она же не любила меня. Потому что я ненавидел её. Её, отца и мою сестру. Они были быдлом. Я не из их мира. Мать была необразованной техничкой, и я ненавидел её за это. Отец был слесарем и я презирал его. Сестра водила домой мужиков, и каждую ночь из её комнаты я мог слышать страшные бесстыдные звуки. Я ненавижу их! Я ненавижу их всех! За то, что она матерятся. За то, что не читают Достоевского и Набокова. За то, что они даже не слышали про Шекспира, которого я знал с третьего класса. Я ненавижу их за все! Даже за то, что лапшу они едят ложками. Я ненавижу их! Ненавижу!

Молчание.