Мое «оморячивание» началось всего лишь год назад: после войны с белофиннами некоторые ленинградские писатели получили флотские звания и стали проходить военные сборы в частях Балтийского флота. Меня вместе с двумя драматургами, написавшими сценарий фильма «Балтийцы» — Алексеем Зиновьевым и Александром Штейном, — вызвали во второй флотский экипаж, переодели в морскую форму и отправили в плавание на многопалубном учебном судне «Свирь».
Из нас троих знатоком военно-морской службы считался Алексей Зиновьев, служивший в царском флоте матросом. Но он, как мы потом выяснили, все перезабыл и имел серьезнейший недостаток: перед большим начальством вытягивался в струнку и буквально немел. Так что все переговоры приходилось вести не ему — батальонному комиссару, а нам — старшим политрукам.
Явившись на «Свирь» с увесистыми чемоданами, мы сразу же попали в неловкое положение: Зиновьев, чтобы показать морскую лихость, взбежал по трапу, бросил чемодан под ноги, ловко козырнул и протянул руку стоявшему у трапа старшине. Тот, не приняв его руки, сухо козырнул в ответ и, подождав, когда мы поднимемся, спросил:
— Вам к кому, товарищи политработники?
К кому же нам? К командиру корабля, конечно, — решили мы. Но того на корабле не оказалось. Нас провели к вахтенному офицеру.
Старший лейтенант, с повязкой дежурного на рукаве, оказывается, наблюдал за нами.
— Вы впервые на военном корабле? — спросил он.
— Почему вы решили, что впервые? — обиделся Зиновьев.
— Видите ли, на военно-морском флоте первым долгом приветствуют флаг корабля, а не старшину. Вы ведь по званию старший.
Зиновьев начал пространно объясняться, а мы со Штейном сознались, что только недавно надели военно-морскую форму.
В длинном списке дежурный нашел номера наших кают и выдал ключи сопровождающему старшине.
Меня с Зиновьевым поместили в двойной каюте, а Штейна — в соседней.
Когда мы остались втроем, Алексей Зиновьев принялся упрекать нас:
— Зря сознались, что не моряки. У вас же золото на рукавах. Две с половиной нашивки! Большое звание. На флоте не любят людей, которым легко достаются нашивки. За вами будут следить и высмеивать. Не вздумайте только пойти на клотик пить чай. Клотик находится на самой вершине мачты, И помните, что на корабле все называется по — иному. Лестницу, например, здесь зовут трапом, уборную — гальюном, скамейку — банкой, стену — переборкой, пол — палубой, порог — комингсом…
Он бы еще долго хвастался знанием морской терминологии, если это не надоело бы Штейну и тот не без ехидства спросил:
— А ты учитываешь, что устав уже новый? А то научишь нас такому… всех со скандалом спишут с корабля.
В обеденный час в неловком положении очутился Штейн. Придя в кают компанию первым и увидев в фаянсовых мисках аппетитно пахнущий флотский борщ, Александр Петрович поспешил усесться за стол. Для полного удовольствия он вытащил из кармана газету и по гражданской привычке принялся есть и одновременно читать.
Когда мы с Зиновьевым появились в кают-компании, то за спиной Штейна уже толпилось человек двенадцать моряков. Следя в тишине за увлекшимся едой старшим политруком, они жестами приказали нам помалкивать.
Оказывается, по морским традициям за стол садятся только после приглашения старшего командира. Поведение Александра Петровича было нарушением этикета и выдавало его невежество.
Почувствовав неладное, Штейн наконец оторвался от газеты и, обернувшись, увидел перед собой моряков, глядевших на него с осуждением. Лицо Александра Петровича мгновенно сделалось такой же окраски, как борщ. Драматург быстро бросил ложку на стол, вытер салфеткой губы, поднялся и, став позади нас, сделал вид, что так же томится в ожидании, как и другие.
Это вызвало дружный смех. А когда он утих, послышался четкий голос старпома:
— Прошу к столу!
С этого дня у нас началось нечто похожее на водобоязнь. Опасаясь вновь опростоволоситься и прослыть профанами, мы условились приглядываться к старослужащим, подражать им и ничего не делать прежде других. И все же утром, когда были собраны все на верхней палубе на подъем флага, опять обмишурились.
Нас поставили рядом с преподавательским составом морских училищ. Услышав команду: «На флаг смирно!», мы, как и соседи, вскинули правую руку к козырьку и, задрав голову, стали смотреть на медленно плывший вверх флаг. Оказывается, этого не следовало делать. Надо было просто стоять «лицом внутрь корабля». Опять мы приметили косые взгляды в нашу сторону и нелестные отзывы:
— Шпаки береговые!
После плавания на «Свири» и походов на остров Валаам, где проходили морскую практику, мы уже сами с пренебрежением относились к жителям суши.
Осмелев, я даже взялся писать историю Щ-311, воевавшей в зиму 1939 года в Ботническом заливе. Для этого мне больше месяца пришлось прожить в бригаде подводных лодок.
В мае я снял с себя военно-морскую форму, а в июне неожиданно началась война. Недолго размышляя, я отправился в Пубалт.
— А вы зачем явились? — удивились там. — Мы вас не вызывали.
— Но, надеюсь, вызовете? Так лучше скорей, чем зря томиться.
— Значит, хотите добровольно? И куда же?