В Москве-матушке при царе-батюшке. Очерки бытовой жизни москвичей

В более позднее советское время появился документ, имевший отношение к древонасаждению. Вот выписка из него: «В целях пропаганды значения лесов и вообще зеленых древесных насаждений для экономического благосостояния страны, влияния их на изменение природных качеств территории и состояние здоровья населения, с одной стороны, а также вызвать в населении заботливое, бережное отношение к древесным насаждениям и объяснить способы рационального использования лесов — с другой, с текущего 1923 года на всей территории СССР устанавливается День леса, проведение которого назначается в срок с 1 по 31 мая в один из праздничных дней, в зависимости от местных климатических условий. Инициатива и проведение всей кампании этого дня лежит на организациях Р.К.С.М. и Всеработземлеса… Для общего руководства организации и проведения кампании Дня леса образована Междуведомственная комиссия, в которой принимает участие и Нарковнудел».

Уже нет давно ни Нарковнудела (НКВД), ни Р.К.С.М. (комсомола), других упомянутых в этом распоряжении организаций и самого Союза… Но вот память о доброй княгине Козловской еще можно обнаружить в одном из топонимов на нынешней карте Москвы. Это — Княжекозловский переулок. Он примыкает к Госпитальному валу чуть севернее Введенского кладбища.

На радостях в Перерве

Ни один выпивоха не пьет беспричинно. Поводы для того, чтобы «вздрогнуть», у него находятся всегда. Однако причина причине — рознь, и к рюмке обращаются не только горькие пропойцы. Разве легко было обыкновенному москвичу пережить событие и удержаться при известии о свалившемся на него «счастье-несчастье»?

Судебное дело имело свое завершение в конце 1902 года и таким образом.

В камере мирового судьи Яузского участка Москвы проходит одно из рядовых заседаний. Судья вызывает Василия Сергеева, обвиняемого по статье 42 Устава о наказаниях. К столу подходит мужчина в возрасте чуть более 40 лет.

— Сергеев, вы обвиняетесь в том, что пили водку в публичном открытом месте — на улице. Признаете себя виновным?

— Простите меня! Я ведь только с большого горя. Дозвольте вам рассказать.

— Ну, говори. Какое там горе?

— Очень большое, господин судья. Даже вспомнить о том тяжело… Значит, живу я на станции «Перерва» по Курской железной дороге. У меня жена, дети. Все девочки… Пять девочек. А я сплю и только вижу, чтобы у нас родился мальчишка, сыночек. Время идет. Весной мы опять ждали пополнения в семействе. Я вот и думаю, что теперь-то непременно должен быть мальчик. Неужели не исполнится мое заветное желание? Наконец подошло время. Я уже сам не свой: не пью, почти не ем. Водки пять недель вовсе в рот не брал. Держался крепко в ожидании семейной радости. Даже в последний день до родов жены думал, что просто умру от нетерпения. Наконец, роды благополучно совершились. Вошел я в комнату жены, посмотрел на ребенка. И тут со мной что-то произошло. Девочка! Как так? Почему опять такое? Я сам не свой, обо всем забыл, схватил шапку, сел на машину — да и поехал в Москву. Зашел в казенку, купил «мерзавчика». Только его прямо на улице спешно опорожнил, откуда ни возьмись появился городовой и забрал меня в участок. Составил протокол, отпустил. Вышел я из участка и опять — в казенку. Осмотрелся: на улице никого не видать. Выпил водку, а тут — сторож: «Пойдемте в участок!» Опять составили протокол. И в третий раз все так же точно происходило… Простите меня, ваше благородие! Уж очень обидно стало. Ведь то — не каждый день — и шесть девчонок! Несправедливо как-то со мной получилось.

Мировой судья был строг. Но он по-человечески решил, что обвиняемый заслуживает некоторого снисхождения.

Суд приговорил Сергеева к штрафу в 50 копеек и незамедлительно отпустил обвиняемого из зала суда к семье…

Основание музея Ф. М. Достоевского

Москвичам давно известен адрес музея Ф. М. Достоевского: улица Достоевского (Божедомка), дом 2.

В стенах флигеля бывшей Мариинской больницы для бедных, построенной на собственной земле женой Павла I — Марией Федоровной, сотрудники музея расскажут много интересного о писателе. Открытие этого музея, ставшего первым в России, посвященного писателю, ведут почему-то с начальных лет советской власти.

Но москвичам, жившим в самом конце XIX века и читавшим на досуге периодические издания того времени, могла попасть на глаза заметка 1899 года следующего содержания: «Мы только мечтаем о Пушкинском музее… Музей Достоевского, становящийся общественным достоянием, 17 лет спустя после его кончины, является не продуктом общественного сознания, не результатом движения общественной мысли, а создался исключительно глубоко трогательным отношением к памяти мужа вдовы покойного — Анны Григорьевны Достоевской, которая со дня кончины мужа собирала и хранила все, что так или иначе относилось к покойному… Достоевская продолжает постоянно пополнять коллекцию, хранящуюся в Музее уже около 8 лет».