В Мраморном дворце

- Да, между прочим, вы засвидетельствовали свой брак по-большевистски? обратился он ко мне. - Ваш церковный брак для нас не действителен. Я вам советую пойти и сделать это, а затем я пошлю к вам конфисковать ваше имущество и забрать романовские деньги... Наш народ этим еще обогатится.

- Как вам не стыдно смеяться! - воскликнула я.

- Что вы можете еще взять? Брать с меня нечего. Сегодня вы берете самое последнее и дорогое для меня - моего мужа.

Слезы брызнули из моих глаз.

- Скажите, где мои братья, сосланные в Вятку? - спросил Урицкого мой муж.

- Все понесли должное наказание и, очевидно, расстреляны, - ответил спокойно Урицкий.

- А моя свояченица, Елена Петровна Сербская?

- Тоже не избежала своей участи, - прогнусавил этот изверг.

На мою последнюю попытку сжалиться, я опять получила категорический отказ:

- Я вам только могу предложить выбрать себе тюрьму: Кресты или Предварительное заключение на Шпалерной.

Муж мой сам должен был выбрать себе тюрьму! При этой мысли мозг холодел, замирало сердце.

Мы с мужем начинаем выбирать тюрьму. Сначала мы узнаем, что в Крестах хорошая больница, но потом нам сообщают, что в Предварительном заключении находятся все дяди моего мужа: великие князья Дмитрий Константинович, Павел Александрович, Николай и Георгий Михайловичи. Тогда мы решаем, что мой муж поедет в Дом Предварительного Заключения.

Урицкий вызвал комиссара тюрьмы.

- По каким дням и сколько раз я могу бывать у мужа? - спросила я Урицкого.

- Хоть каждый день, - ответил он. Вошел комиссар тюрьмы, противный, грязный тип, и начал писать какую-то бумагу.

- В какие часы я могу бывать у мужа? - задала я вопрос комиссару.

- Раз в неделю, - гаркнул он на меня.

- Что? - заволновалась я. - Урицкий разрешил каждый день.

- Ничего подобного, - опять завопил комиссар. - Получайте разрешение бывать два раза в неделю. Урицкий, стоявший тут же, прогнусавил:

- Хватит с вас два раза в неделю.

Дальнейшие разговоры ни к чему не привели. Нужно было примириться.

Пока они писали, мы с мужем сидели, глядя друг на друга глазами, полными слез, не будучи в силах примириться с предстоящей разлукой и тем несчастьем, которое выпало нам на долю. Никогда не забуду этих минут! И теперь - этот леденящий кровь ужас! Тюрьма. Может быть, ссылка. А, может быть, и расстрел! Мы сидели, держа друг друга за руки... Безысходное горе томило нас. Как тяжело было сознавать эту убийственную действительность и беспомощность... В это время кто-то вошел в комнату.

- Романов! Идите! - услышали мы голос Урицкого.

Нас буквально оторвали друг от друга. Мужа увели. Я бросилась за ним вся в слезах, в последний раз обняла его и благословила. Постояв минуту на месте, ничего не видя из-за слез, я бессознательно пошла к выходу.

На улице я увидела автомобиль. С двумя вооруженными солдатами проезжал мой муж. Автомобиль едва не задел меня. Я стала бежать за автомобилем, что-то шепча, крича, и спотыкаясь. Вдруг автомобиль остановился. Я бросилась и еще раз обняла моего мужа...

Остановилась ли машина сама, или же у шофера заговорили человеческие чувства, я не знаю, но этот момент почему-то сильно врезался мне в память.

Я едва добрела до извозчика. Оказалось, что мы с мужем провели на Гороховой четыре часа.

Как я могу передать словами всё то, что я чувствовала и переживала? Да и есть ли слова, которые могли бы передать эту ужасную действительность? Слов таких нет. У меня отняли самое дорогое, самое близкое, отняли то, чем я жила...

Ужас щемил мне сердце. Отчаяние овладело мною. Бросившись на кровать, я заплакала. Но мысль о муже не оставляла меня ни на минуту. Вскочив, я начала собирать нужные ему вещи: белье, подушки, еду... Всё это мы отправили с горничной на Шпалерную. Затем, собрав последние силы, я отправилась к великой княгине Елизавете Маврикиевне, матери моего мужа, чтобы рассказать ей о нашем общем горе.

Вернулась домой поздно вечером усталая, разбитая физически и нравственно, с сильной головной болью. Меня уложили в постель. Как сквозь сон помню, что у нас дома было много людей, но я никого не видела и ничего не сознавала.

На утро, вскочив чуть свет, я начала обдумывать, что мне нужно делать, и к кому бежать. Я решила ехать на Гороховую к Б. Позвонив по телефону и получив разрешение приехать, я немедленно отправилась туда. Опять прошла по лестнице, уставленной пулеметами и солдатами, и вошла в столовую-приемную.

Здесь у меня явилась мысль во что бы то ни стало повидать Урицкого. Послав ему листок бумаги с моей фамилией, я ждала, но скоро получила отказ в приеме. Тогда я сама без доклада вошла в его кабинет. Он очень грубо велел мне уйти, сказав, что нам не о чем разговаривать. Не теряя надежды с ним переговорить, я узнала, что у него в кабинете имеется другая дверь и, не долго думая, я вошла вторично без доклада к этому извергу. Он был ошеломлен моей назойливостью, но и вторично не пожелал разговаривать со мной. Третьей двери, к сожалению, не было, в две предыдущие меня уже не пускала стража. Тогда я решила направиться к Б.