В Мраморном дворце

Поезд, в котором находились мои родители, остановили недалеко от русско-немецкой границы и поставили возле него часовых. Чуть ли не в коридоре вагона родителей стоял немецкий часовой, причем двери купе приказано было не закрывать. Таким образом, родители провели ночь. На следующий день их всех посадили на автомобили с опущенными занавесками и перевезли через границу. Их предупредили, что если они будут высовываться, то в них будут стрелять. По дороге, уже в России, их высадили из автомобилей и предоставили дальше идти пешком. Должно быть, немцы считали, что им самим ехать дальше небезопасно.

И так, пешком, мои родители, брат Георгий одиннадцати лет, сестра Вера восьми лет, фрейлина матушки бар. С. Н. Корф, кн. Шаховской, воспитатель Георгия француз Бальи-Конт, Верина англичанка и прислуга пошли по шоссе, на восток. Своего адъютанта, Сипягина, присоединившегося на пути, и своего старого камердинера Фокина отец отправил обратно, за отставшим багажом.

Но Сипягина немцы объявили пленным и так он никогда больше в Россию и не вернулся, а Фокин вернулся через несколько недель, через Данию. Бедные родители и все бывшие с ними шли пешком, пока не встретились с разъездом уланского Смоленского полка. Начальник разъезда штаб-ротмистр Бычко узнал моего отца и помог всем добраться до ближайшей станции железной дороги. Родители затем уже благополучно прибыли в Павловск. На отца сильно подействовали пережитые волнения, но, как всегда, он ничего не говорил, а переживал их молча, в своей душе.

Накануне ухода на войну в полку был молебен на Софийском плацу днем, после обеда. Полк в этот день представлял из себя необычайную картину: наши серые лошади были выкрашены в зеленый цвет, чтобы быть менее заметными, моя Ольнара с удивлением осматривала себя, поворачивая голову, и видимо боялась самой себя. Полк выстроился в конном строю. Посреди каре стоял аналой и духовенство. Первый взвод 4-го эскадрона был назначен для приема штандарта, под моей командой. Я поехал во главе взвода к дому командира полка и выстроил взвод развернутым фронтом перед командирским подъездом.

Мне не впервые было везти штандарт к полку, но тот день был особенный, полк уходил на войну, и я чувствовал это и сильно переживал. Приняв штандарт, я повез его на Софийский плац. Не доезжая до полка, я снова построил фронт взвода и, согласно уставу, скомандовал "шашки вон!" Раздались звуки полкового марша. Полк встречал свою святыню, штандарт - эмблему верности и преданности престолу и отечеству. Как я счастлив, что мне пришлось подвозить штандарт к полку в этот незабвенный день!

На молебен приехал верховный главнокомандующий Николай Николаевич, в качестве старого командира нашего полка. Ему подвели командирскую лошадь, ту самую, которую он только что купил у кронпринца. Я думаю, что если бы Николай Николаевич это знал, он был бы очень недоволен: когда была объявлена война, он приказал сжечь свою форму прусского гусарского полка, шефом которого он состоял.

На молебен собрались родственники и знакомые офицеров полка. А. Р., ее сестра и двоюродная сестра Т. тоже приехали. По окончании молебна полковой батюшка, о. Иоанн Блажевич, обходил полк и кропил его святой водой. Николай Николаевич благословил полк небольшой иконой. Он держал ее в поднятой руке и очень громко и нервно говорил. Затем он обратился к полку с речью, страшно кричал и махал шашкой.

Полк прошел по-полуэскадронно перед великим князем. Проезжая перед Николаем Николаевичем, я салютовал ему шашкой. Олег был в строю 5-го эскадрона. Одно время его чистокровная Диана начала было шалить, но он с ней справился. А. Р. говорила потом, что во время прохождения на Олега было страшно смотреть: так он был худ.

По окончании торжества великий князь и все офицеры полка пошли в офицерское собрание.

После отъезда Николая Николаевича, наш старый командир, генерал-адъютант бар. Мейендорф, состоявший при особе его величества и командовавший нашим полком во время Русско-турецкой войны, сказал офицерам речь. Говорил он густым и спокойным басом, поучая нас, как мы должны держать себя на войне.

23 июля полк выступил на войну. Олег пишет в полковом дневнике: "В течение 23-го июля, шестого дня мобилизации, эскадроны, пятью эшелонами прибывали на станцию Александровскую, где происходила погрузка"...

Утром в этот день, перед отъездом в полк, я пришел к родителям проститься. Отец поставил меня на колени в углу, перед образами, в своем кабинете, и благословил меня. При этом он мне сказал, чтобы я помнил, кто я, и соответственно этому себя держал и добросовестно служил. Он добавил, что мой дед сказал ему то же самое, когда отец уезжал на Турецкую войну в 1877 году. Родители проводили меня на подъезд и долго смотрели мне вслед, пока мой автомобиль удалялся по липовой аллее.