В мутной воде

— Не болтай вздора!.. — вдруг крикнула Александра Матвеевна. — Чего ты мямлишь, дура этакая! Не могла ничего узнать. Никифор дома?

— Нет-с… Ушел.

— И прекрасно… Я пройду в кабинет.

— Ах, барыня, как бы того… на меня…

— Глупая! Чего ты боишься? — презрительно усмехнулась Чепелева. — Пойдем вместе!

И быстро прошла через комнаты в кабинет и стала подозрительно шарить по столу, в надежде найти какое-нибудь письмо или записку, которая бы объяснила ей, куда уехали брат с Башутиным. Она торопливо прочитывала письма, лежавшие на столе, и уже собиралась уходить, как вдруг взгляд ее упал на пол, где лежал маленький клочок бумажки. Она торопливо подняла его, стала читать и вдруг замерла над следующими строками, писанными чьею-то рукой: «Завтра в шесть часов, в Каменноостровской церкви. Никого не будет. Никого не зовите. Она так этого желает. Вечером вы будете счастливейшим из смертных».

Чепелева несколько раз перечитала эти строчки и воскликнула:

— Неужели?.. Он женится… И ты этого не могла узнать! — крикнула она на горничную…

Она спрятала записку в карман, не велела говорить, что была в кабинете, и, несмотря на полноту, почти бегом спустилась с лестницы, добежала до саней и приказала кучеру как можно скорей ехать к Борским.

Борский в это время сидел один в своем кабинете и был не в духе. Пятидесяти тысяч, которые он получил, давно уже не было. Некоторые платежи были на носу, а деньги во что бы то ни стало надо было достать. Он уже хлопотал о подряде, но дело еще не было кончено, обещания седого генерала, как ему и говорили, было недостаточно. И с молодою женой дело не клеилось. Елена была с ним любезна, ровна, но он очень хорошо замечал нелюбовь к нему, несмотря на все ее усилия подавить в себе это чувство… Все это его раздражало, и он мрачно поглядывал на свою счетную книгу и обдумывал, как бы хорошо было, если бы послать Елену к дяде, чтобы она попросила у него денег…

«Ей он не откажет, а меня старик недолюбливает!» — подумал Борский.

«Надо сегодня же сказать ей об этом, как только она вернется от отца. Сегодня же за обедом скажу!» — решил Борский, хотя и чувствовал всю трудность предстоящего объяснения с женой.

«Она такая непонятливая… непрактическая в делах!.. Такая сентиментальная! — поморщился Борский. — Совсем не похожа на мать!»

В эту минуту в прихожей раздался такой сильный звонок, что Борский вздрогнул и обернулся к дверям.

Через секунду в кабинет шумно влетела Чепелева в шубе и меховой боярке. Она была взволнована и тяжело переводила дыхание.

— Что с вами? — проговорил Борский, вставая с кресла.

Не говоря ни слова, она подошла к Борскому, протянула руку с лоскутком бумаги и только тогда прошептала упавшим голосом:

— Basile!.. Несчастие… Он женится… сегодня!..

— Кто он? — оторопел Борский. — Орефьев?..

Он почти вырвал записку, прочел ее и злобно взглянул на Чепелеву, точно она во всем была виновата. С минуту он молча стоял, что-то обдумывая. Наконец он поднял голову, взглянул на часы и вдруг сказал:

— В шесть часов? Теперь без пяти минут пять. Еще час времени.

— Но что же вы сделаете в час?

— Что? Мы остановим эту свадьбу. Вы понимаете? Остановим!

Но хотя Чепелева и не понимала, как можно остановить свадьбу, тем не менее улыбка надежды пробежала по ее лицу.

— Главное, остановить, а там великий пост, и у нас целых семь недель, для того чтобы…

Он не досказал вслух своей мысли, внезапно осенившей его голову в минуту опасности, о том, что при помощи знакомых и друзей, а главное, при помощи денег, Орефьева можно объявить сумасшедшим! («Он и в самом деле сумасшедший!» — уверял себя Борский), и тогда его состояние будет раз навсегда гарантировано от таких искательниц приключений, как Бениславская. Он знал ее хорошо, и если она успеет выйти замуж, то наследства ему не видать. Не такая она женщина, чтобы выпустить из своих рук деньги… И наконец, у нее, наверное, будут дети, и не далее как через девять месяцев.

Такие мысли быстро пробегали в голове у Борского. Он позвал слугу и приказал ему немедленно нанять хорошую тройку.

— Да смотрите, чтобы в пять минут она была здесь… Очень нужно.

Сам он быстро вышел из дому, обещая вернуться через пять минут и приказав Чепелевой дожидаться его; на санях Чепелевой заехал к одному знакомому полицейскому офицеру, просил его сейчас же ехать с ним и уже на дороге объяснил ему, чего он от него хотел. Он рассказал, что сумасшедшего дядю хотят насильно обвенчать с одною искательницей приключений (он не назвал, однако, фамилии этой барыни), и обещал полицейскому офицеру хороший куш, если он поможет в этом деле и скажет священнику от имени своего начальства, что венчать сумасшедшего нельзя…

— Я сию минуту об этом узнал, и теперь некогда ехать к обер-полициймейстеру, но вы не сомневайтесь, я вас не подведу… вы меня знаете… И наконец, вы сделаете хорошее дело, за которое начальство вас поблагодарит… Тут целый заговор самого гнусного свойства.

Офицер знал Борского как богатого, солидного человека и скоро согласился, рассчитывая и отличиться, и, кроме того, получить хороший куш совершенно для него неожиданно.