Генрих Гейне так ослабил корсет немецкой речи, что теперь даже самый заурядный галантерейщик может ласкать ее груди.
Девятнадцатый век, каким мы его знаем, в значительной степени изобретен Бальзаком. Мы просто выполняем, с примечаниями и ненужными добавлениями, каприз или фантазию творческого ума великого романиста.
Марк Твен и я находимся в одинаковом положении. Мы должны высказывать свои мнения так, чтобы люди, которые иначе повесили бы нас, думали, будто мы шутим.
Прекрасный человек! Он не имеет врагов и не любим никем из своих друзей.
Никогда еще не было такого первоклассного второразрядного писателя.
Марк Твен мой любимый писатель по трем причинам: он писал хорошо, он меня развлекает и он уже умер.
Генри Джеймс был одной из самых милых пожилых леди, которых я встречал в своей жизни.
Мы с Гертрудой Стайн все равно что братья.
Роман о наилучшем устройстве быта детородных частей.
Он пугает, а мне не страшно.
У этого чудовища есть талант.
Валери, несомненно, мелкобуржуазный интеллектуал. Но не каждый мелкобуржуазный интеллектуал – Поль Валери.
Генри Миллер, собственно, не писатель, а неумолкающий говорун, к которому кто-то подсоединил пишущую машинку.
Это не написано – это напечатано на машинке.
Величайший из всех умов, оставшихся в приготовительной школе.
…Литература Больших Идей, которая, впрочем, часто ничем не отличается от дребедени обычной, но зато подается в виде громадных гипсовых кубов, которые со всеми предосторожностями переносятся из века в век, пока не явится смельчак с молотком и хорошенько не трахнет по Бальзаку, Горькому, Томасу Манну.
То, что Х сумел написать такую хорошую книгу, может отбить всякую охоту к литературе.