В начале было слово. Авторская методика по обучению речи детей с трудностями развития

Мне не меньше, чем бабушке и маме, хотелось бы, чтобы ребенок писал сам, читал сам, вообще все делал сам. Но все вышеперечисленные прекрасные умения – это уже итог, результат. Мы не начинаем с результата – мы к нему идем, и весь вопрос в том, какой дорогой. Если от простого ко все более и более сложному, основательно проходя все этапы, не ставя перед ребенком невыполнимых задач, не нагромождая непреодолимых трудностей, – все получится. Учитель объявляет: «У меня есть план!» Какой план? Ни о каком общем для всех плане, в случае если мы имеем дело с ребенком с синдромом Дауна, речь идти не может. Одинакового для всех результата можно добиться только в том случае, если к каждому такому ребенку подходить, учитывая его индивидуальные особенности, что, впрочем, является непременным условием работы с детьми.

Руку я придерживаю для того, чтобы не дать Ване возможности внезапно остановиться, бросить начатое, он не должен делать резких рывков. Координация мелких движений у Вани плохая, одна буква больше, другая меньше, со строчки он съезжает.

Придерживая его руку, я помогаю ему ощутить и незаметно для себя закрепить необходимый угол наклона карандаша по отношению к бумаге, степень нажима, сообщаю движению его руки определенные размеренность и упорядоченность. Для того чтобы выработать эти навыки, ребенку требуется время. Все это должно стать привычным, хорошо освоенным, иначе он не научится писать хорошим почерком. Ребенок, который пишет грязно, как правило, пишет безграмотно, делает много ошибок, потому что сам не может разобрать, что он пишет.

Читать дети с синдромом Дауна начинают у меня учиться в четырех-, пятилетнем возрасте (иногда и раньше), писать – в шесть лет. Довольно скоро они начинают писать под диктовку. Я расчерчиваю бумагу на полоски шириной приблизительно в 10–15 мм, одна линейка красная, другая синяя. Ребенок пишет крупными буквами, с течением времени, достаточно освоившись, он начинает писать буквы помельче: происходит это само собой, специально мы этого не добиваемся.

Через год ребенок отправляется в школу, и здесь его принимаются переучивать: писать он должен буковки высотой в 5 мм – так расчерчены школьные тетрадки в косую линейку. И хотя он уже около года учился писать, переходит он на новые рельсы с трудом: пишет коряво, делает много ошибок и т. д. Что же тогда говорить о детях, которые вообще к этому не приступали?

У детей с синдромом Дауна слабое зрение, почти все они рано начинают носить очки. А мелкая моторика, координация мелких движений, о которой столько толкуют? Как с этим быть?

Мать Армена приходит в школу и задает этот вопрос учительнице. «У нас так принято. Не согласны – отдайте его в школу для слабовидящих детей», – отвечает учительница. Замечательно! Мало того что у Армена синдром Дауна, так он еще и будет ходить в школу для слепых. Так полагается. А почему? Может быть, все-таки проще писать покрупнее? Все дети с синдромом Дауна плохо видят – может быть, из этого и исходить в коррекционной школе?

Даниэль явился на свою первую школьную линейку. Дети стоят аккуратными шеренгами, образуя каре, в первых рядах которого новенькие, за ними дети постарше. Все идет как надо. По традиции перед детьми и родителями выступает директор школы и кое-кто из учителей.

В рядах детей порядок нарушает один Даниэль. Чтобы лучше видеть и слышать, кто и что говорит, время от времени он выходит из шеренги и поворачивается всем туловищем к выступающему. Учительница аккуратно возвращает его на место, через некоторое время Даниэль снова выбивается из общего ряда. Он не вертится, не крутится, внимательно разглядывает оратора. Вид у него солидный: новый темно-синий костюм, жилет, галстук, который он вытаскивает из-под жилета, чтобы все имели возможность им любоваться.

Дома мама сокрушается: «Все дети, как полагается, стояли в шеренге, а Даниэль все вылезал из нее. Торчал на этом плацу один как перст». – «По-моему, он был единственный, кого по-настоящему заинтересовало выступление директора и сам директор. Самым благодарным слушателем был ваш Даниэль. Ни одно слово директора зря не пропало», – отвечаю я.

Конечно, порядок есть порядок, и что бы это было, если бы все дети не умели и не хотели стоять на месте. И все-таки поведение Даниэля меня скорее обрадовало, чем огорчило.

«Три плюс два – сколько будет?» – спрашивает учительница, готовящая к школе семилетнего дауненка. Спрашивает миллион раз и не может добиться ответа.