В начале пути

немцах Прикамья

В 1947 году на первый курс медицинского института поступил мальчик по фамилии Гувва. Звали его Львом. Вступительные экзамены он сдал на пятерки, и приняли его на санитарный факультет. Тогда в институте факультетов было два. Вторым был лечебный. При послевоенной нехватке мужского пола его бы, конечно, приняли на лечебный, но он относился к «инвалидам по пятому пункту». Если бы у него был паспорт, то там в пятой графе стояло бы «немец». Но паспортов тогда у этой категории не было. Он был спецпереселенец. Немцем по паспорту когда-то был его отец. Мама была русской, но к времени, о котором идет речь, её уже не было в живых. Отца его, согласно приказу верховного главнокомандующего, в конце 1941 года уволили из армии, и он, как и положено настоящему мужику, не запил, не начал жаловаться и ныть, а решил выплывать в этой жизни. Для этого надо было менять профессию, что он и сделал. Тоже поступил учиться, но в педагогический институт. Каково им пришлось, можно только догадываться, особенно если вспомнить, что послевоенные годы были откровенно голодными. Кроме того, спецпереселенцы были даже не гражданами страны, где жили. Они были как бы вне закона, хотя карточки на еду им все же давали. Важно, что мало давали по этим карточкам. Взамен они должны были регулярно отмечаться в «конторе» на предмет их наличия в населенном пункте.

Лева учился отлично. Жили тогда младшие курсы в общаге, которая была представлена несколькими засыпными бараками сразу за инфекционной больницей. Дальше был частный сектор. Комнаты были на 8 – 10 человек. Как там можно было заниматься – представить трудно. В тот период на курсе было 2 потока. Первый включал несколько групп лечфака и весь санфак. Во втором потоке были остальные лечфаковские группы. Первые три курса программа была общей. Все фундаментальные предметы преподавались одинаково. Только потом начиналась разница в практических дисциплинах. Энергичный и добросовестный парень, который не отказывался ни от какой работы, обратил на себя внимание знаменитого «треугольника» − профкома, парткома и комсомольской организации. Его подали в список претендентов на именную стипендию. Чтобы было ясно теперешнему читателю, обычная стипендия была 210 р., повышенная (все пятерки) – 350 р., Молотовская – 540 р., Сталинская − 720. Хлеб стоил 20 коп./ кг, билет в трамвай – тоже 20 копеек. Именные стипендии при отличных оценках присуждались треугольником за отличную учебу и общественную работу. С размаху Леве дали Молотовскую, а когда начали разбираться, было уже поздно. Декан санфака, профессор С.И. Гусев, тоже решил спустить все на тормозах. Так Лева получил вполне приличную кормушку, которая не требовала постоянного приработка на разгрузке вагонов, кормившую почти весь мужской контингент курса. Правда, он все равно принимал участие из солидарности. Дружелюбие и благородство было неотъемлемым качеством всю его жизнь.

Удивительное все же было это время… Кажется, что появились все основания для возникновения ненависти к обществу, позволившему уничтожать человеческую личность. Но у наших «изгоев» она никак не проявлялась. А на курсе никогда и никто не напомнил ребятам из этой категории, что они − «лишенцы». Как выяснилось уже через 25 – 30 лет после окончания института, что таких в институте и на курсе было около половины – дети раскулаченных и сосланных, немцы Поволжья, турки–месхетинцы из Крыма, оттуда же и греки, появились ингуши и т. п. Поэтому и на общеинститутской комсомольской конференции мандатная комиссия насчитала 44 национальности. Молодежь проявляла удивительную сплоченность и взаимовыручку. В общежитских комнатах были «коммуны», когда все полученное из дома, добытое и заработанное складывалось в кучу, и дежурные готовили общую еду. Посылки, главным образом из деревни от родных, были нечастыми и скудными (деревня сама голодала), но утаивший их хоть раз подвергался остракизму. К тому же учиться плохо было весьма немодно. Группа тянула слабых за собой. Староста на экзамене «распоряжался» порядком, с учетом особенностей препода. Он просчитывал, когда надо вперед пустить сильных, когда − наоборот. Со слабыми отправлял поддержку. И группа всегда дожидалась всех. Часто готовились к зачетам и экзаменам вместе. В медицинском много зубрежки, надо хорошо запоминать. Особенно трудно поначалу было фельдшерам. В довоенные годы в училищах была слабая подготовка по общим предметам. Тут и приходили на помощь школяры.