В начале всех несчастий: (война на Тихом океане, 1904-1905)

В тот же день император дал аудиенцию американскому послу Джорджу Майеру. «Пока нога иностранца не коснулась русской земли; но я знаю, что японцы в любой момент могут высадиться на Сахалине. Поэтому предварительная встреча должна произойти до того, как это случилось».

Царь Николай явно опасался изменения ситуации — когда японцы посягнут на собственно его владения. И не без основания. Главный японский стратег Кодама выступал за подписание мира, но он хотел подписывать его с позиции силы, а этого можно было добиться только, как минимум, оккупировав часть российской земли. Будучи в Токио, он полностью поддержал план генерала Нагаоки предпринять наступление на остров Сахалин, наименее защищенную часть российской территории, открывающую дорогу в Сибирь, на российский Дальний Восток. Ворота в Россию, Сахалин имел исключительную стратегическую ценность, умноженную предстоящими стратегическими переговорами. Но ведущие военные чины Японии — Ямагата, Тераучи и руководство флота не были пока готовы к такому повороту. Их пугало решительное озлобление большой России. Они удовлетворялись победным статус кво в Китае. Что касается захвата собственно российской территории, то они выступали против, мотивируя свою позицию, как минимум, нехваткой резервов. Зачем слать драгоценные войска на печальный остров тумана и снега, когда у Японии вырисовываются такие завидные перспективы в Маньчжурии.

Но Кодама знал, что этот час — его. Слава стратега–победителя была пока необорима, и нажим Кодамы, решающего судьбу Японии в Китае, был необыкновенно влиятелен. Противостоять стремлению Кодамы завладеть частью собственно российской территории мог едва ли только японский император. 7 июля 1905 г. японский десант высадился на Сахалине, теперь русский царь не мог сказать, что «нога оккупанта не касалась русской земли». Бои за Сахалин продолжались примерно месяц. В конечном счете Россия потеряла остров — ворота на свой Дальний Восток. Эта относительно небольшая военная операция имела грандиозное политическое и дипломатическое значение. Россия потеряла часть своей, собственной земли и теперь даже ее форпост на Дальнем Востоке — Владивосток находился под непосредственным ударом.

Большое значение для укрепления международных позиций Японии имела пролонгация Англо–японского союза на следующий десятилетний период. Теперь Токио мог не опасаться международной изоляции. Лондон согласился на преобладающее положение Японии в Корее. Главное: если подписанный в 1902 г. договор имел сугубо оборонительное значение и для Лондона и для Токио, то теперь, в свете японских побед, к договору добавились новые статьи, гарантирующие военное сотрудничество Англии и Японии в случае нападения на одну из них третьей стороны. Тогда мало кто знал, что почти синхронно было подписано и тайное соглашение с Соединенными Штатами. В обмен на твердый отказ Японии претендовать на Филиппины, США признавали японский сюзеренитет над Кореей «до пределов контролирования ее внешней политики» — так называемое соглашение Тафта — Кацуры.

Все это осложняло позиции русских на Дальнем Востоке в целом и в Маньчжурии в частности. Но были и другие факторы. В конце июля 1905 г. фельдмаршал Ямагата посетил Маньчжурию для согласования позиций с Ойямой и Кодамой. Он возвратился в Токио обеспокоенным состоянием японских войск. Во главе полков теперь, после многих месяцев войны стояли пожилые офицеры резерва (первоначальные командиры были убиты). Фельдмаршал оценил опасную для Японии мощь неустанного военного строительство российской стороны. Он слышал выражения оптимизма, исходящие из штаб–квартиры генерала Линевича. Теперь у него были полмиллиона солдат, более опытных и более обученных, чем прежде. А японская армия не росла, и рассчитывать на резервы ей не приходилось.

Бьерк

Поражение в войне с Японией похоронило идеи русского господства в Азии. Но, если будущее России не в Азии, то оно должно находиться в Европе. Политический кризис 1905 г. вызвал необходимость в переосмыслении связей с Западом. По оценке С. Булгакова, в будущем, «в борьбе за российскую культуру мы должны сражаться также за более глубокое, исторически осознанное западничество». И Россия не должна замыкаться на один из европейских центров. «Из огромного переплетения ветвей западной цивилизации, — утверждал философ, — мы выбрали лишь одну ветвь, не зная и не желая знать о других ветвях, будучи полностью уверенными в том, что мы имеем дело с наиболее аутентичным проявлением западной цивилизации. Но европейская цивилизация имеет не только множество плодов и много ветвей, но и корни, которые питают дерево».

Россия после 1905 г., после революционных потрясений (в ходе которых все политические программы и лозунги были сугубо почерпнутыми из западных источников) как бы снова поворачивается на Запад, будучи готовой к сближению не только с романскими, но и с германскими народами. Ориентация на одну Францию не принесла Петербургу ожидаемых геополитических результатов.