В начале всех несчастий: (война на Тихом океане, 1904-1905)

Вечером 16 ноября 1905 г. пароход «Воронеж» отбыл из японского порта Кобе с группой русских: два адмирала, генерал, 56 офицеров и 25 нижних чинов. Капитан отдал свою каюту Рожественскому, и тот был благодарен за возможность уединения. Его раны еще не зажили. Каждый день ему перебинтовывали голову. 26 ноября Рожественский прибыл во Владивосток. На пути в Петербург Рожественский повидался с генералами Куропаткиным и Линевичем. Те умоляли навести порядок в военном ведомстве, оценить компетентных командиров, повернуть в сторону прогресса. В Сибири Рожественский видел революцию 1905 г. в полном своем развороте — во Владивостоке, в Чите, в Иркутске. Удивительно, но его никто не проклинал. В нем видели жертву Цусимы, а, стало быть, жертву царизма. 4 декабря 1905 г. Рожественский увидел снег. Единственный город, где его никто не встречал, был Санкт — Петербург.

Через два дня после девятнадцатидневной поездки его пригласил к себе царь. Неизвестно, о чем они говорили, но было объявлено о предстоящем разбирательстве.

Уже в 1906 г. Военный суд в Петербурге, проходивший в здании Адмиралтейства, столкнулся с исключительными сложностями. Показания разных лиц разнились невероятно. Главное, открылось много неприятной правды. Поразителен был набор в плавание. Даже плавать в воде могла только треть рекрутированных. Их собирали с бору по сосенке, представителей самых разных профессий, поскольку не было настоящих моряков. Согласно показателям одного из свидетелей, Рожественский верил, что он разбил японцев и т. п. Священники дали под присягой показания, что простые матросы были против сдачи японцам.

Адмирал Небогатов показал, что Рожественский не давал ему перед боем инструкций, и даже не сообщил о смерти адмирала Фелькерзама. У него был лишь один приказ — соединиться с флотом Рожественского, что он и сделал. Ясным и звонким голосом Небогатов сообщил присутствующим, что головой отвечал за жизни тысяч людей. «Я ни в коей мере не мягкосердечный человек, и я уверяю вас, что не поколебался бы пожертвовать 50 тысячами человек, если бы в этом была малейшая польза, но за что я в этом случае должен был рисковал жизнями молодых людей? Это было самоубийство». Адмирал Небогатов сказал, что он был единственным, кто призвал к сдаче в плен. «Что бы ни было сказано в отношении протестов офицеров против сдачи, я могу сказать только одно — я не потерпел бы подобных протестов. Я был командующим и поэтому облеченным властью отдавать такие приказы. А иначе, какой я командующий?»

Вызванный для защиты Небогатова, адмирал Рожественский полностью взял вину за поражение на себя. Он отдал Небогатову приказ пробиваться во Владивосток. Никто из его подчиненных не осмелился бы ослушаться. На вопрос, будь он на месте Небогатова в его обстоятельствах, сдался ли бы он, Рожественский ответил: «Да, скорее всего». — «А если бы среди офицеров был такой, который категорически выступал бы против сдачи и продолжал бой, что бы Вы с ним сделали?» — задал вопрос обвинитель. Рожественский: «Я бы застрелил его».

Встречая все более яростные обвинения (шла революция и правящий круг фактически нуждался в козле отпущения), Рожественский выступил в газете «Новое время» с ответами на самые частые обвинения, со своим собственным видением причин поражения. Главной причиной японской победы Рожественский считал наличие у японцев превосходной артиллерии, включая сюда взрывную силу японских снарядов, точность стрельбы и мощь этой стрельбы. Речь не идет о том, что каждый японский выстрел попадал в цель. «Фактическое соотношение выстрелов и попаданий было» — утверждает уже современный историк, — «низким, возможно ниже десяти процентов…. Японское преобладание заключалось не столько в отличном соотношении попаданий к выстрелам, как в относительном ущербе, причиненном каждым попаданием. Японское попадание причиняло серьезный ущерб, а русской производило больше шума». Взрывная сила японских снарядов была в четыре раза больше, чем у русских. Пресловутая шимоза вызывала много пожаров, уничтожая все на своем пути. А шрапнель просто косила русские команды.

Рожественский мог сказать многое, но он дал присягу, и ждать от него открытой критики царя и непосредственных руководителей было бы излишне.

Но он вполне мог сказать следующее (данные мысли он выражал периодически). Флот Того преобладал в скорости. За ним не следовали замедляющие общий ход вспомогательные суда. Рожественский заранее признавал, что с самого начала скептически смотрел на все это кругосветное мероприятие. Он, собственно, не хотел отплытия на Дальний Восток. У него не было времени подготовить свои судовые команды. Не было достаточного боезапаса. Его артиллеристы не прошли должную школу. Они плохо маневрировали в море — это было заметно на протяжении всего похода. Он был против посылки старых судов, против тихоходов и отставших от своего времени кораблей. Ошибкой было стоять два месяца у Мадагаскара и месяц в Индокитае — за это время Того отремонтировал свои корабли и подготовил их должным образом.