В начале всех несчастий: (война на Тихом океане, 1904-1905)

Что оставалось делать Куропаткину (в условиях уязвимости Порт — Артура и Дальнего, отдаленности Ляояна, как главной базы) на подступах к Ялу? Он двигался по Великой транссибирской магистрали, талантливо излагая на всех станциях свою уверенность в скорой победе. На самом же деле генерал Куропаткин, человек с немалым военным опытом и очевидным здравым смыслом, видел единственно верный курс в отступлении. Психологически правильным было бы ждать худшего. Общественное воодушевление не продлится долго. Так думал Куропаткин, человек, писавший министру финансов Коковцову: «Меня носят на руках, мне дарят прекрасных лошадей, предлагают все виды подарков, я вынужден выслушивать приветственные речи, на меня смотрят как на спасителя отечества. И так будет продолжаться до тех пор, пока я не прибуду к своим войскам; моя звезда будет подниматься все выше. А затем, когда я достигну места своего назначения и отдам приказы своим войскам отступить на север и отведу войска до прибытия подкреплений из России, те же самые газеты, которые сегодня поют мне гимны, будут задавать недоуменные вопросы, почему я задерживаюсь с битьем «макак». Моя звезда падет ниже и ниже, а когда я потерплю даже малые и неизбежные поражения, моя звезда, падая, достигнет горизонта. Вот здесь я и попрошу о помощи, ибо именно тогда я и начну наступление, входе которого я без жалости разобью японцев».

Ничего удивительного в том, что Куропаткин, сторонник стратегического отступления, непримиримо столкнулся с наместником Алексеевым, для которого отступление было анафемой. Публика, и патриоты и сикофанты, жаждали немедленной победы. Куропаткин действительно стал терять популярность со своими планами отступать до тех пор, пока русские войска не достигнуть численного преобладания (и уж определенно до августа 1904 г.). Алексеев призывал к битвам на местах высадки японских войск; Куропаткин хотел заманить их в глубину континента. Алексеев, как минимум, соглашался на отступление до Ялу, до устья этой великолепной реки, там, где она впадала в Желтое море.

Куропаткин прибыл в Ляоян 28 марта 1904 г. и устроил свой штаб в железнодорожном вагоне. Все его опасения относительно сложностей организации в далеком краю увеличились реальностью многократно. Войска не имели необходимой подготовки, стратегическая мысль уступила место эмоциям, расстояние и общее бездорожье лишали энергии самых твердых из русских воинов. Тяжелым обстоятельством было уже одно лишь то, что предполагаемый центр его военной системы — Ляоян — отстоял на триста с лишним километров от Порт — Артура и на 200 км от укреплений на реке Ялу. Владивосток находился в 700 км на северо–востоке.

Первым делом генерал Куропаткин «сосчитал» свои силы. 68 батальонов пехоты, 120 орудий, двенадцать артиллерийских установок на лошадиной тяге, 16 горных орудий, 35 эскадронов казаков. Последние располагались на просторах, ведущих в Владивостоку. Неясна была «вертикаль командования». Так генерал Стессель подчинялся как Куропаткину, так и Алексееву. Войска генерала Линевича на реке Уссури являли собой самостоятельную часть. Неудивительно, что между Куропаткиным, Алексеевым и Стесселем возникли противоречия: во всей остроте встал, в частности, вопрос о том, кому предназначаются припасы, прибывающие из Центральной России. Нет ничего удивительного в приведенном выше совете Витте Куропаткину «арестовать Алексеева» и отослать его в Петербург.

Окунемся в этот такой особенный мир. Идея отступления кажется здравой: противника нужно бить кулаком, а не пятерней; для сбора сил в кулак Куропаткин нуждался во времени, в «растаскивании» японцев по отдельным участкам. Чем дальше на север и запад, тем ближе к великой реке Транссиба, дальше от японских источников снабжения. Предложение бить противника в местах высадки звучит хорошо как боевая вдохновляющая идея (почти Черчилль), но попробуйте представить себе приуссурийскую тайгу, незнакомые края в той далекой Корее, господство японцев на море, их свободу в выборе места десанта. Это был их край, они воевали здесь 3 тысячи лет, и последние десять лет — с современным оружием.

Отойти к Ялу, не посягая на прибрежные битвы — это выглядит разумным. Бурная Ялу сама по себе огромное препятствие как в верхнем (тайга), так и нижнем течении, где она разливается так широко. Сможет ли японский генерал Куроки со своей армией, с немалыми припасами, форсировать реку, являющуюся лучшим щитом русских? Мостов на этой реке не было нигде и никогда.

Ко времени начала продвижения Куроки на север, у русских здесь был 21 батальон пехоты, десять батарей артиллерии, 16 кавалерийских эскадронов (казаки). Переправа через Ялу здесь требовала исключительных усилий и это было уязвимым местом японцев.