В начале жизни (страницы воспоминаний); Статьи. Выступления. Заметки. Воспоминания; Проза разных лет

Но это не значит, что нужно заслонить стариной те недавние события, очевидцы которых еще находятся среди нас. Во множестве писем читателей повторяется настойчиво просьба о том, чтобы старые большевики рассказали про свое революционное прошлое, про жизнь в ссылке, про бегство из тюрьмы, про то, как они работали в военных подпольных организациях на фронте, как они брали Кронштадт и Перекоп.

Все дело в правильном и принципиальном подборе исторических сюжетов. В ряду событий, которые станут темой наших будущих очерков и повестей, одни факты будут впервые найдены или выдвинуты нашей исторической литературой, другие заново пересмотрены и поданы в новых соотношениях, соответствующих подлинной правде истории.

И вот тогда, когда мы создадим целую историческую библиотеку из классических романов, научных книг и документов, — станут на место и те наши детские исторические повести, которые представляют собой сейчас редкие и порой довольно шаткие ступеньки лестницы, ведущей на десятый Этаж.

Их еще очень мало, новых исторических повестей.

Нашим писателям-историкам, пишущим для детей, работать трудно. Они работают на читателя, который так мало знает, который чуть не путает Александра Первого с Александром Македонским. Этому читателю ничего не говорят тонкие литературные намеки и цитаты. Он никогда не слыхал о том, что Екатерина Вторая переписывалась с Фернейским отшельником,[208] он даже не догадывается, что женские прически в два аршина высотой знаменуют времена Людовика XVI и близость революции.

Для него книга должна говорить обо всем с начала до конца, монументально и просто, а такая задача по плечу только мастеру.

Но дело не в одной монументальности.

Дореволюционному историческому беллетристу, автору какой-нибудь «Византийской орлицы», было легко писать потому, что работал он по определенному рецепту. Он брал готовую идею казенного образца, тысячу раз уже использованную, разношенную, как старый башмак; брал готовые декорации из оперы «Рогнеда»[209] и костюмы с картины «Поцелуйный обряд»[210] и, не задумываясь, писал роман для юношества со звонким эпиграфом: «Славянские ль ручьи сольются в русском море…»

Взрослому квалифицированному читателю такая книжка в руки не попадала. Она шла в «народ» и в детскую.

Наши писатели, работающие над исторической книгой для детей, — даже самые рядовые писатели, — отлично знают, что одной бутафорией им не обойтись. На них лежит слишком ответственная задача; увидеть подлинные социальные основы событий и в то же время не обезличить истории.

Тут уж материал приходится искать не в опере.

Есть у нас небольшая повесть Татьяны Богданович[211] под названием «Ученик наборного художества». В ней говорится о наборщиках академической типографии времен Елисаветы Петровны. Весь материал, все человеческие жизни, о которых рассказывается в повести, — не отсебятина. В основе книги лежат документы, собранные с бережным вниманием в архивах старейшей типографии. Тут и приказы, и прошения, и даже счета. Зачем все это понадобилось автору? Затем, чтобы дать картину эпохи, верную исторической правде.

Не одной только Т. Богданович, но и Елене Данько,[212] Георгию Шторму,[213] Александру Слонимскому,[214] Сергею Григорьеву и всякому талантливому и добросовестному автору нашего времени приходится заново собирать свой материал для того, чтобы по-новому осмыслить историю.

Степан Злобин, написавший книгу о Салавате Юлаеве, долго собирал и документы, и устные башкирские предания, прежде чем решился взяться за повесть.

Надо по достоинству оценить смелость и трудность задачи Злобина, который попытался посмотреть на пугачевский бунт глазами башкира Салавата и для этого собрал новый, еще никем не использованный материал.[215]

Ремесленникам детской книги дореволюционных лет никогда не приходилось решать столь серьезные задачи. Они были эпигонами и нахлебниками большой литературы.

Дело Геринга о поджоге

I

Чаще всего пишут письма в редакцию англичане. Это настоящие мастера эпистолярного дела.

В любом номере многоколонной, убористой, невозмутимой, из века в век газеты «Тайме» вы найдете целую страницу, заполненную самыми неожиданными и разнообразными мыслями и чувствами читателей.

Викарий какой-нибудь Кауфордской церкви сообщает редактору о своем удачном опыте разведения гиацинтов или иерусалимских артишоков. Отставной полковник напоминает о забытой 175-й годовщине охотничьего клуба, членом которого он состоит вот уже сорок седьмой год. Мисс такая-то из Йоркшира обращает внимание на судьбу племени Ням-Ням, до сих пор не просвещенного светом истинного учения. А леди такая-то из Ланкашира рекомендует всем читательницам не пить натощак кофе.

Все эти письма от первого до последнего слова составлены по строгой форме, начиная с любезного обращения к редактору и кончая горделивым названием усадьбы, замка или дома, откуда послано письмо.

За последнее время мне пришлось много заниматься письмами, полученными в редакциях наших советских газет со всех концов Союза.