Это было верно. Раньше Ник собирался уехать домой и подыскать работу. Потом решил остаться на зиму в Шарльвуа, чтобы быть поближе к Марджори. Теперь он сам не знал, что ему делать.
— Мы бы, наверно, и на рыбную ловлю завтра не пошли, — сказал Билл. — Нет, ты правильно поступил.
— А что я мог с собой поделать? — сказал Ник.
— Знаю. Так всегда бывает, — сказал Билл.
— Вдруг все кончилось, — сказал Ник. — Почему так получилось, не знаю. Я ничего не мог с собой поделать. Все равно как этот ветер: налетит — и в три дня не оставит ни одного листка на деревьях.
— Кончилось — и кончилось. Это самое главное, — сказал Билл.
— По моей вине, — сказал Ник.
— По чьей вине, это не важно, — сказал Билл.
— Да, верно, — сказал Ник.
Самое главное было то, что Марджори ушла, и он, вероятно, никогда больше не увидит ее. Он говорил с ней о том, как они поедут в Италию, как им там будет хорошо вдвоем. О местах, в которых они побывают. Все это ушло теперь. И он сам что-то потерял.
— Кончилось, и точка, а остальное пустяки, — сказал Билл. — Знаешь, Уимидж, я очень за тебя беспокоился, пока это тянулось. Ты правильно поступил. Ее мамаша на стену лезет от досады. Она всем говорила, что вы помолвлены.
— Мы не были помолвлены, — сказал Ник.
— А говорят, что были.
— Я тут ни при чем, — сказал Ник. — Мы не были помолвлены.
— Разве вы не собирались пожениться? — спросил Билл.
— Собирались. Но мы не были помолвлены, — сказал Ник.
— Тогда какая разница? — скептически спросил Билл.
— Не знаю. Разница все-таки есть.
— Я ее не вижу, — сказал Билл.
— Ладно, — сказал Ник. — Давай напьемся.
— Ладно, — сказал Билл. — Напьемся по-настоящему.
— Напьемся, а потом пойдем купаться, — сказал Ник.
Он допил свой стакан.
— Мне ее очень жалко, но что я мог поделать? — сказал он. — Ты же знаешь, какая у нее мать.
— Ужасная! — сказал Билл.
— Вдруг все кончилось, — сказал Ник. — Только напрасно я с тобой заговорил об этом.
— Ты не заговаривал, — сказал Билл. — Это я начал. А теперь все. Больше никогда не будем говорить об этом. Ты только не задумывайся. А то опять примешься за старое.
Такая мысль не приходила Нику в голову. Казалось, все было решено бесповоротно. Над этим стоило подумать. Ему стало легче.
— Конечно, — сказал он. — Это всегда может случиться.
Ему снова стало хорошо. Нет ничего непоправимого. Можно пойти в город в субботу вечером. Сегодня четверг.
— Это не исключено, — сказал он.
— Держи себя в руках, — сказал Билл.
— Постараюсь, — сказал он.
Ему было хорошо. Ничего не кончено. Ничего не потеряно. В субботу он пойдет в город. Он чувствовал ту же легкость на душе, что была в нем до того, как Билл начал этот разговор. Лазейку всегда можно найти.
— Давай возьмем ружья и пойдем на мыс, поищем твоего родителя, — сказал Ник.
— Давай.
Билл снял со стены два дробовика. Потом открыл ящик с патронами. Ник надел куртку и башмаки. Башмаки покоробились от огня. Ник все еще не протрезвился, но голова у него была свежая.
— Ну, как ты? — спросил он.
— Прекрасно. В самый раз. — Билл застегивал куртку.
— А напиваться все-таки не стоит.
— Да, пожалуй. Надо было давно пойти погулять.
Они вышли на крыльцо. Ветер бушевал вовсю.
— От такого ветра все птицы в траву попадают, — сказал Билл.
Они пошли к саду.
— Я видел вальдшнепа сегодня утром, — сказал Билл.
— Может, нам удастся поднять его, — сказал Ник.
— При таком ветре нельзя стрелять, — сказал Билл.
На воздухе вся история с Мардж не казалась такой трагической. Это было вовсе не так уж важно. Ветер унес все это с собой.
— Прямо с большого озера дует, — сказал Ник.
До них донесся глухой звук выстрела.
— Это отец, — сказал Билл. — Он там, на болоте.
— Пойдем прямиком, — сказал Ник.
— Пойдем нижним лугом, может, поднимем какую-нибудь дичь, — сказал Билл.
— Ладно, — сказал Ник.
Теперь это было совершенно не важно. Ветер выдул все у него из головы. Тем не менее в субботу вечером можно сходить в город. Неплохо иметь это про запас.
5
Шестерых министров расстреляли в половине седьмого утра у стены госпиталя. На дворе стояли лужи. На каменных плитах было много опавших листьев. Шел сильный дождь. Все ставни в госпитале были наглухо заколочены. Один из министров был болен тифом. Два солдата вынесли его прямо на дождь. Они пытались поставить его к стене, но он сполз в лужу. Остальные пять неподвижно стояли у стены. Наконец офицер сказал солдатам, что поднимать его не стоит. Когда дали первый залп, он сидел в воде, уронив голову на колени.
Чемпион
Ник встал. Он был невредим. Он взглянул на рельсы, на огни последнего вагона, исчезающего за поворотом. По обе стороны железнодорожных путей была вода, а дальше — болото. Он ощупал колено. Штаны были разорваны и кожа содрана. На руках ссадины, песок и зола забились под ногти. Он подошел к краю насыпи, спустился по отлогому склону к воде и стал мыть руки. Он мыл их тщательно в холодной воде, вычищая грязь из-под ногтей. Потом присел на корточки и обмыл колено.
— Вот сволочь, тормозной! Доберусь до него когда-нибудь. Уж я его не забуду! Удружил, нечего сказать! «Поди сюда, паренек, говорит, посмотри-ка, что я тебе покажу».