В небе – гвардейский Гатчинский

21 июля мы бомбили железнодорожную станцию Карачев, и на этот раз экипаж Савченко отличился. Над целью его самолет поймали четыре прожектора, зенитчики сосредоточили на нем весь огонь. После того как штурман сбросил бомбы точно в цель, Савченко противозенитным маневром – резким снижением и скольжением – вышел из светового поля. На обратном маршруте, наблюдая за железной дорогой на участке Карачев – Брянск, Савченко заметил на разъезде, примерно в двадцати километрах восточнее Карачева, огоньки и свет – как ему показалось, от паровозных прожекторов. Савченко снизился и приказал штурману сбросить над подозрительным местом светящуюся бомбу. Когда местность осветилась белым светом, экипаж увидел в тупике несколько груженых эшелонов с войсками и боевой техникой. Немцы, чтобы спасти боевую технику и войска от бомбардировочных ударов, часть железнодорожных составов рассредоточили по тупикам.

Вернувшись на аэродром, Савченко доложил об обнаруженных в тупике под Карачевом эшелонах и попросил разрешение на второй боевой вылет для их бомбардировки. Разрешение он получил. С высоты 900 метров, с двух заходов бомбы, сброшенные экипажем Савченко, точно поразили цель. Возникли пожары, сопровождавшиеся сильными взрывами.

По примеру Павла Савченко и другие экипажи стали внимательно следить за передвижением противника на железных и шоссейных дорогах и, если обнаруживали поезда или войска, немедленно доносили об этом на командный пункт, а сами бомбили их мелкими фугасными и зажигательными бомбами, которые для этих целей оставляли про запас. Иногда в светлую ночь даже снижались на безопасную высоту и обстреливали врага из пулеметов. Так врагу не всегда удавалось скрытное передвижение войск и их рассредоточение по железнодорожным тупикам и перегонам.

Мне, как и многим экипажам авиации дальнего действия, пришлось участвовать в авиационной подготовке на участке прорыва 61-й армии Брянского фронта. В течение всей ночи на 12 июня самолеты нашего соединения наносили удары по артиллерийским позициям, узлам сопротивления и районам сосредоточения вражеских войск. Благодаря хорошо организованному световому обозначению линии фронта и светонаведению на цели все экипажи задания выполнили успешно.

Но районы со светонаведением были излюбленными местами вражеских ночных истребителей, здесь они подкарауливали наши бомбардировщики.

В последних числах июля я вылетал во главе бомбардировочного эшелона полка бомбить скопление боевой техники и живой силы противника под Белгородом. Выполнив задание, мы первыми возвращались на свой аэродром. За двадцать минут до прилета нас дважды атаковал Me-110. Немец был слишком осторожен и стрелял с дальней дистанции. Наши стрелки вовремя заметили его и, открыв огонь из турельного и бортовых пулеметов, не подпустили его к нам. По радио мы передали на командный пункт и находившимся в воздухе самолетам о нападении на нас истребителя, предупредили их о возможной встрече.

В первом часу ночи, когда мы произвели посадку и самолет еще катился по песчаному полю аэродрома, немецкий бомбардировщик сбросил на нас пять крупнокалиберных бомб. Они упали в разных местах посадочной полосы, а одна, упавшая ближе всех к нашему самолету, на наше счастье, сразу не взорвалась, она оказалась со взрывателем замедленного действия. Мы успели зарулить самолет в капонир, и лишь когда со штурманом гвардии капитаном Павлом Шидловским мы направились на командный пункт писать боевое донесение, раздался взрыв – на том самом месте, где мы приземлились. В эту ночь все остальные самолеты из-за больших повреждений взлетно-посадочной полосы пришлось посадить на запасном аэродроме.

12 августа похожий случай повторился: самолет экипажа гвардии старшего лейтенанта Алейникова «привел» на аэродром истребитель противника. Когда самолет Алейникова, выполнив последний разворот, вышел на прямую и стал снижаться, на высоте около ста метров его атаковал противник, но, к счастью, промахнулся.

В эту же ночь, когда все вернулись с задания и летный состав собрался в штабной землянке, над аэродромом появились немецкие бомбардировщики. От взрывов крупнокалиберных бомб земля дрожала, в щели потолка землянки на нас сыпался песок, от взрывной волны разорвавшейся рядом бомбы вылетели из маленьких окошек стекла, погасли самодельные коптилки на сбитом из неоструганных досок длинном столе, за которым штурманы, разложив навигационные карты и бортовые журналы, писали боевые донесения. Взрывы умолкли. Наступила тишина. Все некоторое время молчали. Наконец, тишину нарушил старший лейтенант Земляной:

– Ну, братцы, отряхивайтесь, пойдем подышим свежим воздухом.

– Действительно, скорее вытряхивайтесь, не мешайте, – сказал, зажигая фитиль огромной коптилки, штурман Гнеденко. Как будто не было только что страшной бомбежки, он поудобнее уселся за стол, отряхнул с бумаг и карты песок и принялся деловито дописывать боевое донесение.