Лавицкий всматривается в своих товарищей. У одного запеклась кровь на щеке. У другого багровым пятном расползся кровоподтек под глазом. Этот, наверное, сажал самолет на фюзеляж. А вот этот вроде бы на вид все такой же. Но сегодня особенно подавлен. Отказался от ужина и, наскоро помывшись, лег, отвернулся к стене и курил папиросы одну за другой.
Лавицкий взглядом показал на него: мол, в чем дело?
Ему пояснили: сегодня он потерял друга и мучается. Эх, не все сделал, чтобы как-то предотвратить его гибель, вовремя не прикрыл. И нет теперь боевого товарища. Стынет его ужин. И долго еще вещи однокашника будут остро напоминать об утрате.
Такое чувство именно собственной вины, а не чьей-либо, за потерю друга нередко испытывал и Лавицкий, хотя и понимал: воздушный бой — это очень сложная штука. Нужна нечеловеческая предусмотрительность во всем, и как важно не допустить гибели товарища, принять только одно-единственное, оптимальное в данных условиях решение и выполнить его в исключительно короткое время.
В бою летчик-истребитель один. Он управляет сложной машиной. Он и штурман, и стрелок, и радист. События разворачиваются почти мгновенно. Все время меняется обстановка. Тут же приходится принимать новое решение. Для каждого отдельного боя нужен свой маневр, и выбирать надо такое положение, из которого можно с наибольшей эффективностью поразить противника. Такова азбука боя. Обобщение, опыт, анализ действия летчиков на разборах, конференциях — все это требовало не меньшего упорства, чем сам бой.
— Ну что, безлошадный? Сыграем в шахматы, что ли? — Над Николаем склонился один из фронтовых друзей.
— Сыграем! Хотя я предпочитаю шашки!
— Нет, не говори. Шахматы больше развивают мышление. Это игра полководцев.
Играли молча. Много курили. Не спорили, если ход был неудачным и приходилось его брать назад. Не напоминали о шахматном кодексе, не озлоблялись.
Николаю уже хотелось спать, а его партнер все просил:
— А ну, еще одну. Последнюю. Понимаешь, надо. Забыться надо. Разрядиться.
А потом вдруг, не окончив партии, предложил:
— Давай выйдем на воздух. Поглядим на ночное небо. Подумаем!
— Да ты что, не видел этого неба?
— Такого? Не видел!
— Так пошли.
Они вышли наружу. Товарищ и там продолжал философствовать:
— Ты только посмотри! Сколько звезд. Они меняют свое расположение с различной скоростью. Это наши с тобой звезды. Говорят, родится человек — загорится новая звезда, гибнет — она гаснет. А сколько звезд наших недосчитано! Жалко погибших.
Где-то в небе послышался гул самолетов. На запад шли бомбардировщики. Они внесут свой вклад в будущую победу над фашизмом.
И снова тяжесть легла на душу Николая — ведь он «безлошадный»! Так зовут летчиков, которые потеряли в бою свой самолет. Над ними подтрунивают, их разыгрывают. А «безлошадных» в полку сейчас десятки. Из 64 нужных самолетов насчитывалась едва ли половина. Ежедневные потери еще более усугубляли положение. И сегодня в разведку уходило два звена, а вернулось одно. Правда, тылы готовили все новые и новые боевые машины. Но и их пока еще было очень мало.
Первый сбитый самолет и эти размышления после боевого крещения надолго запомнились Николаю.
Ракеты взвиваются над аэродромом
Сегодня Николай проснулся намного раньше подъема. С утра предстояло провести информацию. Он развесил карту, взглянул на нее, на листки своих записей и произнес:
— Дзауджикау! Или иначе город Орджоникидзе.
— С кем это ты разговариваешь?
В дверь просунулась плотная фигура совсем незнакомого летчика. В части такого не было.
— Ну, так с кем же тут разговариваешь? — повторил он.
— Да вот с картой, — улыбнулся Николай. — Прочел название города Орджоникидзе.
— Орджоникидзе, говоришь?
— Да, Орджоникидзе, или Дзауджикау! А что, знакомый город?
— Еще бы! У меня жена из этого города. Как сейчас помню, 21 июня 1941 года приехали мы погостить к ее родственникам. Только развязали свои чемоданы, как пришлось снова укладываться в дорогу. Из военкомата передали распоряжение вернуться в часть. Только и того, что поужинали с родителями жены. А вот теперь будем базироваться с вами на одном аэродроме. Давайте познакомимся! Лейтенант Берестнев!
— Младший лейтенант Лавицкий!
Выяснилось, что Берестнев летает на «ЯК-1». Он сразу же вызвал в Лавицком чувство симпатии. Засыпал Николая рассказами из своей боевой жизни.
— Был со мной один такой случай, — говорил он. — Во время тренировочных полетов загорелся самолет. Прыгать нельзя. Малая высота, да и место густонаселенное: жилые дома, нефтяные вышки. Тянул до пахоты. Огонь жег руки. На высокой скорости мне удалось было сбить пламя. Но как только сбавил скорость, огонь снова вспыхнул. Заметил, проселочную дорогу и посадил самолет на нее. Погасил пламя. Сел на землю и жду. Должны же прибыть, как и положено, санитарная и пожарная машины. И точно! На предельной скорости ко мне мчались «санитарка» и «пожарная». А в клубах пыли была видна командирская «эмка».
Лейтенант Берестнев хотел что-то сказать еще, но над аэродромом взвились ракеты. Сигнал боевой тревоги!