В небе Китая. 1937–1940.

Начальник Политуправления дал сутки на размышление: «Речь идет о командировке за границу. На войну… Подумайте хорошенько: не будет ничего зазорного, если откажетесь. В конце концов рано или поздно нас тоже это ждет — фашизм везде набирает силу, готовится к решительной схватке с нами». Передумавших, конечно, не оказалось. Познакомившись на следующий денЬ с новыми добровольцами — летчиками-истребителями А.З. Душиным, С. Ремизовым и Мануйловым, мы выехали в Москву. Шел октябрь 1937 г.

… Только прибыв в Алма-Ату, мы узнали, что направляемся в Китай. Здесь мы снова встретились с комбригом Пумпуром — он формировал очередной отряд летчиков-добровольцев. Первый, под командованием В. Курдюмова, уже отбыл в Китай, но вестей от него пока не поступало: связь еще не была налажена, а Тянь-Шаньский горный хребет, через который пролегала авиатрасса, оказался затянутым облачностью-самолетам не прорваться.

Пока ждали и собирали самолеты, прибывшие в контейнерах из Москвы, пришло сообщение о группе Курдюмова: при перелете по маршруту и посадке на промежуточных аэродромах несколько самолетов разбилось, а сам командир отряда Курдюмов погиб на аэродроме Сучжоу.

Комбриг Пумпур ходил мрачнее тучи. Отменил сроки вылета, распорядился начать тренировочные полеты с посадкой в трудподоступных местах, с набором предельной высоты. Летал сам. Спуска не давал никому. Наказал летчика Коростелева, когда тот, бравируя перед другими, так лихо посадил свой истребитель на крохотном аэродроме в горах, что самолет скапотировал. Корестелев был отстранен от полетов и уже собирался домой, в часть, но в последний момент мы, дальневосточники, упросили комбрига помиловать своего не в меру расхрабрившегося товарища. Пумпур сдался: наша группа выделялась своей подготовкой. Мы уже приобрели опыт полетов в сложных условиях, научились садиться и взлетать с миниатюрных площадок-аэродромов, оборудованных в сопках.

Наконец ранним декабрьским утром 1937 г. поступил приказ на вылет. В Китай! Тянь-Шаньский хребет очистился от туч, трасса была открыта для полетов. Флагманом первого отряда — девять самолетов И-16 — был сам Пумпур. Горный перевал преодолевали на высоте 6 тыс. м. Воздух был сильно разрежен, но мы достаточно акклиматизировались и уверенно чувствовали себя. Пров. Синьцзян, через которую пролегал наш маршрут, сверху напоминала унылую и безжизненную всхолмленную пустыню. Первые жилища показались, когда подлетали к аэродрому Кульджа, где предстояло сделать посадку.

Садились почти с пустыми баками, что называется, на последних каплях горючего. Можно себе представить, как тяжко пришлось летчикам Курдюмова: наверняка помыкались над перевалом и потеряли драгоценное время… Горный аэродром, расположенный па большой высоте, представлял собой узкое поле неправильной формы. Посадка была трудной. Едва самолет комбрига коснулся грунта, как его скрыла туча пыли. Однако всe приземлились благополучно. Самолеты были засыпаны песком, мы утопали в нем по самые щиколотки. Короткий отдых, заправка горючим — и снова в воздух.

Аэродром Ланьчжоу также оказался крепким «орешком»: расположен среди гор, на высоте 1900 м, всюду один песок, дует сильный порывистый ветер, па обочине взлетно-посадочной полосы — груды камней. Мы передали истребители китайскому персоналу, а сами на транспортном самолете вернулись в Алма-Ату. Город так и не осмотрели — торопились воспользоваться погодой.

Очередной перелет из Алма-Аты в Ланьчжоу проходил в более спокойной обстановке — мы уже знали особенности маршрута. Пумпур остался доволен: «Не составить ли из вас перегонную команду?» Мы взмолились. «Ладно, воюйте, — сжалился ком бриг. — Теперь справлюсь и сам».

Так начал действовать воздушный мост в Китай, по которому вскоре стали поступать из Советского Союза самолеты и другая боевая техника. Одним из первых лоцманов этого воздушного «фарватера» был комбриг Пумпур. Прощание с ним вышло грустным: привыкли, можно сказать, как к отцу родному, и побаивались его, и любили.

В Ланьчжоу наши «ястребки» перекрасили, нанесли китайские опознавательные знаки. Переоделись и мы в летные комбинезоны, на груди которых были приколоты булавками красные шелковые лоскуты с белыми иероглифами. Китайский офицер-переводчик, услужливый пухлый человек, с лица которого не сходила улыбка, перевел: обладатели этих «удостоверений» помогают Китаю в его справедливой борьбе и каждый китаец обязан оказывать им всяческое содействие.