«Хочу поведать кое-что, dear френды.
Заря семидесятых. Пока что с выбором специальности только вышедшая с юрфака одна молодая перспективная умница не определилась. И по налоговым-адвокатурам, и по прокуратуре её помотало. Это в пожилом возрасте уж выродился образцовый состоятельный, самодостаточный, благоуёмный подполковник ФСБ. А тогда ещё сегодняшнее проявлялось несколько иным. В общем, в 72-м выпустилась и проходила адвокатскую практику полгода. И был у неё как-то один подопечный, пацан лет, вероятно, 14-ти. Его старшие „приятели“ попросили „на шухере“ постоять, пока сами делом противозаконным утруждались. Всю компанию повязали, и молодому красноречивому адвокату Люде присвоили самого младшего парнишу, чтоб она его в суде защищала.
И не убийство там было, не разбой — все склонялись к тому, что мальчугану, звать его условно будем Сеней, подарят условный. Адвокат воодушевлённо наводила суету — и со свидетелями разговаривала, и протоколы составляла, и речь ударную заготовила. И вот — заседание: стук молотка, четыре года реального срока. Сене. Удивлённый, сменившийся загнанно-равнодушным, взгляд пацана, которому разбили жизнь, и ненавистный — его матери. Жирные щёки судьи. Бытие мелькает перед глазами, молоденькая симпатичная Люда жадно осушает бутылку минералки. Это — КРАХ.
Чтобы передать всю гамму чувств той женщины-адвоката, пожалуй, достаточно сообщить, что она ощутила себя Максимильеном Робеспьером, вынесшим свой первый смертный приговор.
Не, надо идти в ФСБ. Гарантировать безопасность граждан и справедливость, а не вариться в котле неравноправия, будучи формальной заклёпкой системы. Так думала та выпускница.
Прости меня, Сеня. Это я виновата.
Прости меня и ты, Люда, что наставила тебя на столь тернистую дорожку. Зато ты помогла многим другим из тех, кто заслуживал.
Так ведь?..»