В небе полярных зорь

При первых же выстрелах этот человек, как строевой конь при звуке трубы, подтянулся, стряхнул с себя апатию, вел бой толково, с большой выдержкой. Теперь, обернувшись к Комлеву, он натужно, словно это стоило ему величайших усилий, сказал:

— Ты не серчай на меня, командир. От слабости, от помутнения разума я тогда говорил... В случае чего, когда будешь писать письмо в Псков, жене моей, не пиши о том...

— Я уже забыл, — искренне ответил Никита Кузьмич.

3

Пока отражали первую атаку, летчик, покачиваясь на стропах, опускался на парашюте в ущелье. Его мотало из стороны в сторону, ударяло о гранитные выступы, и приземлиться удалось только на соседней сопке. Воспользовавшись передышкой, Комлев распорядился:

— Бозор, на помощь!

Но не успел Мирзоев отползти и несколько шагов, как немцы открыли по нему стрельбу. Взметываются рядом снежные султаны. Противное жужжание пронизывает насквозь. Хочется вскочить и броситься назад, под укрытие скалы, к товарищам. Но он продолжает ползти... Вжить, вжить!.. Мирзоев делает отчаянные прыжки, и вот он у парашюта, накрывшего собой пилота. Оттаскивает купол в сторону и валится в снежную воронку. В ней, зарывшись в сугроб, лежит человек. Минута, и лицо его очищено от снега. Не верится глазам. С губ срывается:

— Сенька!..

Да, перед ним Блажко. На подбородке застыл ручеек крови. Тормошит товарища за плечи до тех пор, пока тот не открывает глаза.

— Пить...

Комок снега, который Бозор вкладывает Блажко в рот, окончательно приводит его в чувство. Сев, Блажко оттолкнулся к стенке воронки.

— Бозор?!. А говорят, того света нет...

— Успокойся, мы еще не на том свете. Ты ранен?

— Не знаю. Шум в голове страшный.

Ощупав летчика, Бозор не нашел ни ран, ни переломов.

— Борис, — Блажко пытается заговорить о чем-то, но Бозор отмахивается.

— Потом! Все узнаешь. Сейчас спустимся к нашим, еще не так удивишься.

— А кто это — ваши?

— Увидишь! Пошли.

Кубарем скатившись с горы, ползут по открытой местности. На этот раз по ним не стреляют. Оказывается, немцы частью сил обошли ущелье и начали штурм позиции Ивана Трофимова, оборонявшего с товарищами выход из него. Комлев, отобрав несколько человек, собирался ползти на помощь Трофимову, когда Мирзоев доложил:

— Товарищ капитан, ваше приказание выполнил!

— Молодец! Летчик-то жив? — не оборачиваясь, спросил он и вдруг услышал:

— Товарищ гвардии майор! Воздушный десант в составе гвардии лейтенанта Блажко прибыл в ваше распоряжение.

Комлев стремительно обернулся.

— Семен! Ну и дела! — Комлев дотянулся до руки летчика и крепко пожал ее.

— Ей богу, правда. На второй день пришел приказ о награждении вас боевым орденом и о присвоении звания майора. А вскоре после этого полку вручили гвардейское знамя, — торопился доложить все новости Блажко.

— Вести добрые. А сейчас ты, Семен, вместе с Бозором отправляйся к Трофимову. Там сейчас жарко будет. А мы станем держать оборону здесь.

4

После того памятного дня, когда Таня Лебедева получила письма от Блажко и Комлева, прошло около года. Она тяжело пережила известие о гибели друга. В один из вечеров, обращаясь к своей тете сказала:

— Придется Леночке временно пожить у тебя.

— Что так? — спросила та.

— Я ухожу в партизанский отряд.

Тетя заголосила, но Таня не думала менять своего решения. Не помогли и уговоры подруг, товарищей. Когда Таня сообщила о своем решении Илье Фомичу Орехову, он пощипал свой длинный ус, потер наморщенный лоб и сказал:

— Ну так что ж, доченька, гладенькой тебе дорожки. Таню, прошедшую курсы медицинской подготовки, взяли в отряд вместо заболевшего фельдшера.

За эти месяцы молодая женщина три раза побывала в тылу противника, исколесила сотни километров. Она все еще надеялась встретиться с Бозором, но со временем надежды таяли.

Глубокой осенью партизанский отряд расформировали, многие бойцы пошли служить в регулярные части Красной Армии. Среди них была и Таня. Ее просьбу — направить к разведчикам — удовлетворили.

И вот новый поход.

Разведрота поднялась уже достаточно высоко по склону горы, как замыкающий передал по цепи:

— Сзади человек!

Рота быстро заняла круговую оборону. Бойцы с суровыми лицами, с автоматами и гранатами наготове всматривались в снежную пелену.

Вначале красноармейцы увидели какой-то движущийся ком, затем перед ними возник человек, одетый в спортивный костюм. Он тяжело дышал и что-то говорил, ударяя себя в грудь.

— Кто такой? — спросил командир роты.

— Норге, норге! Шел русски, руссиск! Надо помощь руссиск плен!

Красноармейцы ничего не понимали, удивленно смотрели на человека, возникшего из снежного вихря.

При рассказе норвежца сердце Тани дрогнуло. Она раньше всех поняла, что хочет сказать этот человек и нетерпеливо начала расспрашивать:

— Говори толком, кому помощь нужна, каким пленным?

Норвежец развернул карту и повторил рассказ более спокойно. Когда красноармейцы уразумели, чего хочет норвежец, Таня, обращаясь к командиру роты, умоляюще попросила:

— Ну, товарищ старший лейтенант, быстрее, быстрее пойдемте за этим человеком...