Но не били экологи тревоги. Ведь местные власти столицы края строго следили за тем, чтобы в городе не плодились всевозможные общественные организации, пусть себе даже и безобидной экологической направленности. К чему чиновникам независимые общественные контролеры, не подконтрольные властным структурам журналисты? Все это головная боль. Вот бандюганы типа кодлы Жадобина – это социально близкий элемент. Они предсказуемы, управляемы, с ними всегда можно договориться. Ведь цель-то одна: тупо получать и разворовывать чужие деньги. Никакого тебе идеализма и абстрактного человеколюбия. Если понадобится, неугодных горожан и бизнесменов можно призвать к порядку при помощи банды. А потом разводить руками – мол, власти здесь и ни при чем.
Жадоба, хоть и не читал умных книжек, не изучал политэкономии, но тем не менее в своих преступных занятиях шаг за шагом повторял путь, уже не раз пройденный его предшественниками. Так, еще в семнадцатом столетии пираты Карибского моря, сколотившие огромные состояния на грабеже испанских галеонов, со временем приобретали себе дворянские титулы, покупали имения, становились легальными латифундистами. То же происходило и в двадцатые годы прошлого века с американскими мафиози. Бешеные кровавые деньги вкладывались потом в легальный бизнес. Зачем, почему? А потому, что мало кто из преступников умирает от старости в собственной постели. А жить-то всем хочется, и кто посообразительней, пытаются вовремя спрыгнуть с поезда, несущегося без тормозов с горки.
Жадоба уже не первый год подумывал о том, как бы легализовать свои деньги. Но для этого следовало расчистить место для будущего бизнеса – убрать конкурентов и просто недовольных. Особого сопротивления он не встречал. Кто против него попрет, если и власть, и милиция не только куплены им на корню, но в определенной мере являются частью его банды?
Идея прибрать к рукам городскую свалку, сделать ее для себя доходной «кормушкой», никогда бы не пришла в голову Жадобе. Ведь мусорка в его понимании твердо ассоциировалась лишь с тюремным словом «параша». А сказать уголовнику, что твое место возле параши, – это одно из самых страшных оскорблений. За такое можно и двух минут не прожить. Но важно не само предложение, а то, кто его делает и принесет ли это выгоду. Вот и Жадоба пошел против «понятий». Ведь в его уголовной душонке уже давно началось раздвоение личности на бандита и бизнесмена. Случилось это чуть больше года тому назад.
У края, принадлежавшего к Южному федеральному округу, имелась федеральная земля-побратим в Германии. Как всегда бывает в таких случаях, идет обмен делегациями, состоящими из представителей местных властей, правоохранителей, бизнесменов и деятелей искусства. Раньше эти мероприятия как-то проходили мимо Жадобина. Но вот однажды и он попал в «обойму». Отправился лишний раз мир посмотреть да и себя показать. К тому же собирался прикинуть, куда лучше на Западе вложить свои деньги. Ведь понемногу на родине ему становилось тесно. Вот там, в Германии, его и свела судьба с пожилым немцем – депутатом местного ландтага и владельцем небольшого завода Генрихом Штайнером. Немец тут же почуял в Жадобине родственную душу, понял, что найдет с ним общий язык. Бывший малолетний боец гитлерюгенда, проведший несколько лет в советском плену, неплохо знал русский язык, а потому даже переводчик ему не требовался.
Немец пригласил Жадобина в свой загородный особняк, бывшее дворянское имение восемнадцатого века, и за шнапсом на пальцах объяснил ему все выгоды будущего сотрудничества. Схема была несложной – даже Юрий Жадобин с ходу понял ее жизнеспособность и огромную выгоду. Завод, принадлежавший Генриху Штайнеру, вот уже тридцать лет как выпускал оборудование для мусоросжигательных заводов. Но в последнее десятилетие дела у него шли плохо. Огнедышащих монстров, сжигавших мусор с помощью природного газа и загрязняющих атмосферу, мэрии европейских городов покупать не хотели. В моду вошли экологически чистые мусороперерабатывающие заводы. Слишком уж много голосов на выборах получили представители партии зеленых. Вот и пришлось переориентироваться промышленнику и депутату ландтага в одном лице Генриху Штайнеру на страны третьего мира – гнать свое оборудование в Азию, в Африку… там, где за чистотой воздуха еще особо не следили.