В неизведанные края

Успех экспедиции 1926–1927 годов превзошел наши ожидания. Нам удалось проникнуть в сердце горной страны, где не бывал ни один исследователь, открыть громадный хребет, нанести на карту большие реки. Но на северо-восток простирались еще огромные неизученные пространства. Надо было исследовать среднее течение Индигирки и почти весь бассейн Колымы, а дальше манила нас таинственная Чукотка.

Только в 1929 году мне удалось продолжить исследования дальше к востоку. На этот раз экспедиция была организована Якутской комиссией Академии наук.

В январе мы покинули Ленинград. Из Иркутска большая часть экспедиции выехала с грузом на санях по Лене, а мне удалось воспользоваться только что открытой авиалинией и прилететь в Якутск задолго до приезда моих спутников. Это позволило заняться здесь организацией экспедиции и закупкой снаряжения и продовольствия.

База Академии наук уже заранее заключила договор с якутом Сыроватским, который должен был доставить нас до Оймякона.

Передвижение экспедиции по Лене сильно замедлилось, и только за двое суток до назначенного для выезда из Якутска срока мои спутники начали прибывать один за другим поодиночке. Научную работу в этой экспедиции кроме меня должен был вести снова геодезист К. Салищев, которому помогал радист В. Бизяев.

На быках и на оленях

4 марта приходит первая часть подвод, нанятых для нашего переезда к Алдану, – десять тощих лошадей и три быка. Судя по ним, первый этап пути вряд ли сулит много удовольствия: подвод слишком мало для нашего груза, а быки обещают томительное, скучное передвижение со скоростью не более трех километров в час. Подрядчик или, вернее, брат подрядчика, так как сам он уехал вперед на Алдан заготовлять оленей, убеждал нас, что быки гораздо лучше: сейчас на пути бескормица, лошади обессилели, а быки крепче.

6 марта ушла вперед большая часть груза – восемь тяжело нагруженных саней с рабочим Василием С. В тяжелой собачьей дохе он сел на последнюю подводу. Больше до Алдана мы с этой партией не встречались, только иногда на снегу у дороги видели подпись Василия и жалобы на медленное продвижение. 8 марта приходят остальные пять лошадей, и мы выезжаем.

И тотчас за Леной, как только мы вступаем в область лесов и аласов, начинается непрерывная борьба за скорость, за темпы.

Ямщики были правы: действительно, во всей полосе вдоль тракта был недород, сено для лошадей купить трудно; на ночлегах, повинуясь обязательным на Севере правилам гостеприимства, продают на ночь после долгих уговоров на пять лошадей только один пуд сена.

Лошади заметно худеют и слабеют. На второй день уже одна из пяти отказывается везти, половина груза с нее перекладывается на других, и мы идем часть дороги пешком. На следующей день удается нанять быка, и мы очень рады, что нашелся сговорчивый якут и дал это медлительное животное, от которого два дня назад мы отказывались. Бык делает три километра в час, но наши лошади идут не скорее.

Так с каждым днем все хуже: лошади устают все больше и больше, приходится постоянно идти пешком, перекладывать груз с одной подводы на другую, помогать лошадям. Нанимать быков трудно, почти весь скот угнан из этого района в другие, более обеспеченные сеном, и часто удается достать только на короткое расстояние маленького быка. За день иногда проходили только 15 километров. В нашем караване постоянно новые лица: то громадный якут в мохнатой шапке, то совсем маленький мальчик, школьник, который везет с собой учебник и на ночлеге учит уроки.

16 марта, подъезжая к улусному центру Уолбе, от которого еще более 50 километров до Алдана, мы убедились, что на лошадях подрядчика Сыроватского до Крест-Хальджая нам не дойти. В Уолбу мы все уже доходим пешком, сняв свои тяжелые собачьи дохи.

С надеждой на скорое избавление от быков подходим мы к школе – большому зданию без крыши, где и находим временный приют.

В Уолбе в улусном исполкоме меня встречает давно жданный и не раз уже проклинаемый Сыроватский, молодой и стройный якут с энергичным лицом. Он прерывает мои жалобы на скверных лошадей сообщением, которое заставило сразу забыть обо всем остальном: «Знаешь, я ведь оленей не нашел».

Действительно, оленей у него не было.