В неизведанные края

Мы останавливаемся под скалой Конзобой у амбаров, куда привозят иногда продовольствие для окружающих заимок. Далее нам ехать в этом году не стоит: ниже Конзобоя утесов нет до самого Нижне-Колымска. Мы решили дождаться здесь катеров, которые должны идти из Нижне-Колымска в Средне-Колымск с грузом, привезенным морским пароходом. Возле Кульдина мы уже встретили два таких каравана, состоящих каждый из катера с несколькими маленькими баржонками – кунгасами. Скоро должен пройти вверх еще один.

Пора возвращаться: на берегах выпал снег, начали появляться маленькие забереги. Горностаи уже сменили свою темную шубку на белую, зимнюю, и ныне ночью один из них пришел в нашу лодку, чтобы поживиться лежащей там рыбой. Я пробовал сфотографировать его, но горностай сердито огрызался и так вертелся, что все снимки оказались неудачными.

С вершины Конзобоя открывается далекий вид. На западе и севере видна громадная низина левого берега Колымы, вся испещренная множеством озер-стариц. Они уже замерзли, а на Колыме по обоим берегам белеют полосы снега. Пока мы стоим у Конзобоя, начинается перелет птиц на юг, и за два дня над нами пролетают буквально десятки тысяч уток и гусей. Иногда с почти человеческими криками летят небольшие стаи лебедей. Но чаще лебеди летят только втроем или вчетвером, каждое семейство отдельно.

19 сентября мимо нас вниз по реке проходят катера с кунгасами. Внезапно от одного из них отделяется моторная лодка, и в ней мы узнаем нашего радиста Бизяева. Оказалось, что наш мотор как раз в это время пришел в Средне-Колымск и Бизяеву удалось получить для него лодку и горючее.

20 сентября мы двинулись обратно. Первая наша ночевка – немного выше Конзобоя, на правом берегу, в уединенной заимке Горнице. В этой заимке провел свою последнюю ночь, 24 июня 1892 года, Черский…

Первые два дня мы наслаждаемся быстрым ходом моторной лодки, но на третий температура воздуха сильно падает, и мотор начинает пошаливать.

На следующий день мы проходим всего несколько километров: по реке уже плавает тонкое сало, мотор замерзает и совсем перестает работать. Бизяев разбирает его до последнего винтика на берегу, на замерзшей няше[6]. При этом общими усилиями мы выломали часть цилиндра, но Бизяев нас утешает, что это даже к лучшему, потому что как-то особенно удачно будут выходить газы. День этот кончается печально – ночевкой на берегу в одном-двух километрах выше места ремонта мотора.

25 сентября надежды на быстрое достижение Средне-Колымска становятся еще более слабыми: местами забереги достигают уже 100 метров ширины. Мы решаем забыть про мотор и идти бечевой. Но возле заимки Быстрой, в самом опасном месте, где нельзя идти бечевой и надо подниматься по быстрой протоке, мотор вдруг начал работать и помог нам на протяжении нескольких километров. Но потом он снова забастовал, и нам пришлось идти бечевой еще два дня до заимки Жирковой.

Утром неожиданно снизу подошел караван судов, и мы, не дожидаясь, пока заведется мотор, подъехали к катеру на веслах. Караван, состоящий из вереницы маленьких кунгасов, тянули два моторных катера.

По Колыме можно плавать не только на катерах, но и на больших судах, и вскоре здесь появились пароходы.

29 сентября с караваном судов мы подошли к Средне-Колымску. Через несколько дней река стала, и город был отрезан от всего мира.

Снова олени

В Средне-Колымске мы провели самые тяжелые и холодные месяцы – до начала февраля. Горсовет отвел нам для зимовки юрту на окраине города, в которой мы устроились с большими удобствами. После восьми месяцев почти беспрерывной езды было приятно отдохнуть в теплом помещении, разобрать и привести в порядок свои материалы, проявить фотоснимки.

Зима в Средне-Колымске по сравнению с Оймяконом и Якутском теплая; за то время, что мы пробыли здесь, только три раза температура спускалась ниже 50 градусов.

В середине декабря скрылось солнце. Город лежит немного к северу от полярного круга, и настоящей полярной ночи здесь нет. Солнце скрывается на двадцать дней, но и в это время в продолжение четырех часов среди дня бывает достаточно светло, чтобы можно было читать у окна. Это скорее сумерки, чем ночь.

При сильных морозах столбы дыма над городом поднимаются прямо кверху, горизонт становится темно-серым. Вскоре за лесом на юге начинает вырисовываться красный полукруг солнца.

Как только появилось солнце, нам надо было думать о поездке на юг.

Для того чтобы изучить возможно полнее бассейн Колымы, необходимо было сначала подняться по одному из больших правых притоков Колымы – выйти по нему куда-нибудь в верховья Омолона и затем спуститься по последнему до Нижне-Колымска. Наибольший интерес в первой части пути представлял Коркодон. По Коркодону в 1900 году прошел этнограф В. Иохельсон. Попал Иохельсон в эти края не по своей воле: в конце XIX века он был сослан на Колыму. Так же как и другой политический ссыльный – В. Богораз, он в течение нескольких лет производил этнографические исследования в составе экспедиции Восточно-Сибирского отдела Географического общества.