В нашем распоряжении остается очень мало угля и приходится отказаться от надежды увидать громадные материковые ледники Новой Земли, занимающие середину северного остро ва. Начальник экспедиции отдает приказ — итти вдоль Новой Земли на северо-восток.
26-го утром мы должны находиться против мыса Витней и Ледяной Гавани, где больше трехсот лет назад зимовал Баренц. Но земли не видно, хотя она должна была находиться в 20 милях к западу. Вот уже пять суток, как мы идем при пасмурном небе или в тумане; поэтому для проверки своего положения, на всякий случай, Месяцев решает итти прямо к земле, а от нее уже начать новый разрез на восток.
Мы проходим десять миль, двадцать, тридцать, сорок — земли нет нигде на горизонте; даже из "вороньего гнезда" (бочка на мачте) не видно ничего. Наконец капитану удается определить положение судна по солнцу — мы оказались к северу от Новой Земли, течение унесло нас миль на пятьдесят к северо- востоку. "Персей" повертывает круто на юг, и немного спустя, на горизонте начинает вырисовываться низкий щит — северный конец Новой Земли.
Только на следующее утро подошли мы к берегу и среди нескольких мысов отыскали знаменитый мыс Желания — са мый крайний северо-восточный пункт Новой Земли. Этот мыс стремились обогнуть многие суда, но до нашей экспедиции это удалось едва десятку судов; часть из них, дойдя до мыса, воз вращалась вскоре обратно, и обойти целиком Новую Землю, как это мы делаем теперь, удалось только троим: первым был в XVIII веке русский помор Савва Лошкин, который в три года совершил весь обход, два раза зимуя на восточном берегу; в XIX веке путь Лошкина повторил норвежский капитан Иоган сен, и, наконец, в XX веке в одну навигацию обошел вокруг; Новой Земли "Эльдинг" — судно экспедиции Института Севера. Баренц первый нанес на карту мыс Желания и дал ему это лирическое название, но русские поморы называли этот мыс мысом Доходы (от глагола "доходить"). Баренц, обогнув после многолетних попыток северный конец Новой Земли, должен был зазимовать в Ледяной Гавани и на следующий год вернуться обратно.
Мыс Желания, к которому обычно нужно пробиваться сквозь бесконечные поля льдов и полярный пак, наконец, перед нами. Море вокруг чисто, лишь кое-где у берегов плавают небольшие айсберги. Не верится, что мы в столь суровом уголке земного шара.
Берег низкий, небольшие утесы на мысах; вглубь страна подымается полого, склоны покрыты свежим снегом, а под уте сами — многолетние надувы снега, превратившегося в лед. В волнах показываются время от времени круглые усатые головы моржей — вот где мы, наконец, встретили их!
"Персей" еще не успел стать на якорь, как уже спускают моторную лодку, и мы спешим к берегу. Пока на мысе будут ставить знак — деревянную пирамиду,— надо успеть осмотреть береговые утесы. Мы везем лес для знака, ломы, топоры. При отъезде капитан говорит мне: "Возьмите оружие, можете встре тить медведей", но я смеюсь: "Вот уже двадцать лет, как я путешествую по северу Сибири, и никогда звери не нападали на меня; это бывает только в романах".
На берегу мы разделяемся: геолог М. Кленова уходит на запад, остальные — к утесам на самой оконечности мыса. Стар ший помощник капитана и боцман поднимаются на утес и находят там, на куче камней, упавший крест, поставленный Седовым в 1913 году, когда он доходил от своей зимовки до северной оконечности Новой Земли.
Помощник капитана и боцман поднимают крест и начинают укреплять его; я с одним из матросов иду на помощь. Но не успеваем дойти шагов пятидесяти до креста, как из-за склона утеса выбегает большой белый медведь и бросается к кресту.
Он бежит очень грациозно и легко, вперевалку, шерсть чуть желтеет на фоне серого неба, как слоновая кость. Блестят чер ный нос и глаза. Совсем не страшно, как в зоологическом саду. Но медведь имеет, по-видимому, чересчур живой интерес к нам. Матрос кричит: "Медведь, медведь!" — и люди от креста бегут, а затем и мы за ними. Последним бежит запыхавшийся толстый боцман, а сзади пойнтер Рекс, который сначала, по молодости лет (он никогда не видал крупной дичи), пробует лаять на медведя, но, увидав, что мы бежим, бросается за нами.
На бегу я вспоминаю, что у меня с собой аппарат, и жаль пропустить такой замечательный случай. Останавливаюсь, навожу аппарат: в поле его Рекс и медведь, довольно близко, шагах в пятидесяти. К сожалению, на фокус навожу слишком поспешно, и снимок выходит несколько туманный.
На краю утеса находим свои ломы и топоры — единственное наше оружие, — хватаем их и скатываемся вниз с крутого склона. Медведь делает это вслед за нами очень ловко и быстро: садится на зад и соскальзывает.
Внизу встречаем профессора Буткевича, который задержался здесь за сбором бактерий на снегу, и вместе с ним бежим дальше к берегу. Медведь пока остается сзади, возле матроса, спрятавшегося под льдину, но внимание его отвлекает Рекс своим лаем.