В неизведанные края. Путешествия на Север 1917 - 1930 г.г.

Помните, в "Дочери снегов" Джека Лондона героиня попадает в мокасинах (в меховых сапогах) в воду, и сколько из-за этого потом шуму: разрезают мокасины, разводят костер. А ведь в Клондайке никогда не бывает таких морозов, как здесь.

Днем еще брод, более глубокий, вода заливает нарты поверх досок, и наши подстилки и груз обледеневают.

Еще день идем вниз по Хандыге; ущелье становится все грандиознее. На Кёбюме белые, как будто бы сахарные, горы вырезывались на фоне желтоватого, светлосоломенного неба в час заката; здесь, на Хандыге, солнца не видно совсем. Се ребристые (от снега и инея) леса сияют на тусклом сером небе днем, на иссиня-черном — ночью.

Вечером санный след привел нас к эвенской юрте. Это черное низкое строение из бревен, сделанное в глухом лесу по образцу якутской юрты, но гораздо теснее и грязнее.

Снаружи оно завалено оленьими сумами. Мы приподнимаем рваную ровдужную завесу на дверях и вползаем внутрь. Там полутьма, в очаге тлеют угли. Сначала видишь только их: очаг в углу, вровень с полом, и над ним в потолке просто дыра. Немного свыкнувшись с темнотой, различаешь человек семь или восемь эвенов, сидящих на земле у огня. Грязь страшная, неуютно, холодно, нет ни нар, ни стола, нет даже шкур на зем ле. У огня старуха в грязных и рваных ровдужных штанах пьет чай. Чашки стоят прямо на земле. Тут же лежат две собаки, короткомордые и печальные.

Это жилища, которые я видел четверть века назад, — последний остаток мрачной дореволюционной эпохи. С 1929 года эвены начали в этом районе переходить на оседлость, селиться в домах русского типа.

В этот день накатанная дорога кончилась. Мороз, несмотря на безветрие, прохватывает еще сильнее.

8 декабря мы подходим к Скалистой цепи. Долина Хандыги превращается в извилистое ущелье. Опять тарыны, но на этот раз грозные, с водой, заливающей все ущелье.

Мы избираем другой путь: по рытвине в скалистом крае долины взбираемся на поверхность древней террасы. Подъем трудный — узкая ложбина с камнями, — нарты опрокидываются, возок Афанасия перекидывается через верх, старик в снегу. Мы общими усилиями вытаскиваем нарты и помогаем ему взойти на террасу.

Но скоро терраса кончается, приходится снова спускаться в ущелье, залитое водой. Нарты мчатся одна за другой; каждый боится отстать — тогда олени не пойдут. Одна связка обгоняет другую. И вот в тот момент, когда Конон в этой необычной скачке поравнялся с моей нартой, раздается треск, и три нар ты — Конона, Якова и моя — проваливаются сквозь лед. Под верхним слоем воды оказался другой этаж наледи, со слабой верхней коркой льда, еще только начавшей замерзать. Мы проломили эту корку и провалились до следующего слоя. Вода заливает нарты, олени бьются, разбивают кругом лед и падают. Их кроткие черные глаза выражают крайнюю степень ужаса. Вода зловещим пятном расползается во все стороны.

Конон и Яков бредут по воде; мне очень не хочется итти за ними: я не верю в непромокаемость своих унтов. Ближайший край льда рассечен трещиной — выдержит ли? Но раздумывать некогда, решаюсь прыгнуть. Мне повезло — льдина не обломи лась, и я выбираюсь на сухое место. Чернов успевает обрезать постромки задних оленей, чтобы они не стянули в полынью остальные нарты, и олени вытягивают нарты на лед.

Снова мы мчимся галопом: караван ушел вперед. Вдруг я замечаю, что в утесах вместо черных сланцев появляются из вестняки с новым и необычным для Верхоянского хребта про стиранием слоев. Останавливаю Якова, но впервые за полгода слышу от него ответ в резком тоне: "Тох нада, у бар!" ("Что надо, вода!") Он боится отстать от других в этом гибельном ущелье. Приходится покориться. Только в небольшом расширении дальше я, наконец, могу осмотреть утесы и взять образцы, насколько это позволяют замерзшие руки.

Конон меняет здесь прямо на морозе унты, а Яков опять только сбивает палкой лед со своих унтов.

Нам повезло. Если бы нижний этаж тарына был глубже или под ним находилась тонкая кровля над третьим слоем, мы наслаждались бы полным купаньем. По рассказам, в этом ущелье были случаи гибели эвенов, провалившихся вместе с оленями под лед.

Ночью все время дует ветер с гор. К утру он достигает такой силы, что рвет палатку. Просыпаемся со странным ощущением: тепло! Высовываемся из палатки — можно рукой брать что угодно. Начинаем гадать, сколько градусов: один говорит сорок, другой осмеливается поднять до двадцати пяти. Но термометр показывает головокружительную цифру: 15 градусов мороза! Невозможно поверить: такие температуры здесь неслыханны. Но ртуть все время повышается, и в десять часов доходит до 9 градусов. Что-то невероятное!

Весь день в спину, вниз по ущелью, страшный ветер, но впервые мы едем с открытыми лицами, снегу много, олени бе гут быстро, не хватает только бубенчиков, чтобы была полная иллюзия праздничного катанья. К вечеру — 6 градусов и, на конец, утром 10 декабря — 5 градусов. В Якутске метеорологи не хотели нам верить: в эти дни там было 19 градусов мороза. Сильный циклон захватил Алданский склон Верхоянского хреб та; это он создал необыкновенное потепление.