В немецком плену. Записки выжившего. 1942-1945

О своем внезапном намерении не успел даже сказать своим близким друзьям Михаилу Бровко, Марату, дяде Васе, Давыдову и повару (он очень рано ушел на работу). Я с ходу осмелился зайти в кабинет шефа и попросил его сегодня же отпустить меня, поскольку пребывание в лагере стало для меня совершенно бесполезным: в мастерской работы мало, и во мне как втором переводчике нет необходимости.

Шеф совсем не удивился моему решению и ответил, что хотя ему очень не хочется меня отпускать, но не сдержать своего обещания он не может. Он тут же вызвал в кабинет Юзефа и попросил его оформить мой уход из мастерской.

Мы зашли на склад к Кинто, которому я сдал мои ярко-красные долбленые колодки и взамен «по знакомству» получил пару неплохих ботинок на кожаной подошве с полагавшимися у немцев металлическими шипами.

Далее мы направились в отдел регистрации, где Юзеф, объяснив одному из писарей причину нашего прихода и попрощавшись со мной, ушел. Писарь вытащил из картотеки личных дел мою карточку, сделал в ней соответствующую запись и отложил этот документ в особую секцию. Сказал, что мне сообщат, куда я буду отправлен, и за мной придут, а пока он отведет меня для проживания в блок V. К сожалению, добавил он, на новом месте мне еще не дадут обеда. Когда я оказался в бараке 17, люди в нем уже пообедали и занимались мытьем посуды. Есть хотелось невероятно сильно. Я пытался уснуть на предоставленных нарах, но это не получилось. Со мной заговорил сосед. Разговор начался с того, что мне пришлось рассказать о себе, а затем он стал осторожно выяснять мое отношение к нашей Родине и мнение о том, кто же будет победителем в этой войне. Оказалось, что по всем затронутым вопросам наши взгляды полностью совпадают. Установив это, сосед признался, что был в Красной армии не красноармейцем, а майором, но зарегистрировался в плену старшиной, то есть красноармейцем. И мы с ним до первых дней марта 1943 года, пока меня не увезли из лагеря, находились в блоке вместе и успели подружиться. Как я позже узнал, он стал активным деятелем в одном из подпольных центров, но в конце 1944 года его и нескольких его товарищей немцы разоблачили и заключили в концлагерь, где он, очевидно, и закончил свой жизненный путь.

В этом бараке 17 все принесенное для еды распределяли так же, как и в других бараках. Я захотел было сразу же проглотить свою пайку хлеба, но сосед посоветовал превратить кусок хлеба в мелкие крошки и сварить из них в котелке хлебную кашу, заправив ее кусочком маргарина. Таким образом можно было продлить удовольствие от еды. Так я и сделал, однако такая каша, кисловатая на вкус, мне вовсе не понравилась. Единственное, что меня устроило, – это длительный процесс ее поедания. Конечно, я остался голодным, а ночью мне снилось, что я дома у родной матери, ем с мягким черным хлебом из глубокой белой тарелки очень вкусный куриный суп, а потом из белой чашечки пью чай с пышным саратовским калачом, черпая серебряной ложечкой пахучий мед.

Утром мы с соседом занялись подсчетом времени, оставшегося до окончания войны. Мы исходили из наличия людских резервов у воюющих сторон, и получалось, что примерно в июне 1945 года победа будет на стороне Советского Союза.

Днем я вышел прогуляться и оказался у ограды барака, где содержались пленные индийцы немусульманского вероисповедания. Вдруг один из них направился мне навстречу и поприветствовал меня по-английски: «Good morning!» – и крикнул, подняв кулак правой руки: «Сталинград, Сталинград!» Я продолжил диалог с индийцем, вспомнив английские слова, которые выучил, занимаясь английским языком в институте. Индиец показал мне место, где можно было пролезть к ним между землей и проволочной оградой. Не задумываясь об опасности быть застреленным, я пополз по-пластунски, однако задел за один из шипов колючей проволоки и порвал на спине свою новенькую французскую шинель.

Индийцы повели меня в свой барак и представили товарищам как русского гостя. И что тут началось! Многие стали пожимать мне руки и даже целовать. Меня усадили за стол и начали приносить мне подарки: шоколад, печенье, белые сухари, много кусочков сахара, конфеты и банки с консервами, даже двадцать пачек прекрасно пахнувших сигарет Medium. Поскольку все вещи в карманы не умещались, мне дали пакет. Им очень понравилось, что я хоть и плохо, но говорю по-английски. Они все спрашивали и спрашивали меня о «великой победе русских в Сталинграде», вообще о русских, о Советском Союзе, России, Москве, Сталине и многом другом. Причем большинство индийцев не сомневались, что Германия войну непременно проиграет. Однако были среди них и такие, которые, хорошо высказываясь о Советском Союзе, одновременно симпатизировали немцам, рассчитывая с их помощью и помощью японцев добиться независимости Индии от Великобритании.