В неведении (СИ)

Вэриан знал, кому принадлежит рука, заботливо лежащая на его плече, и то тепло, что от неё исходило. Он подумал о том, что ни в коем случае нельзя оборачиваться, нужно сейчас же вырваться и бежать, бежать так далеко, как только сможет… Но мальчик по воле человеческого рефлекса успел обернуться раньше, чем эта мысль пришла ему в голову.

Кассандра стояла за его спиной, смотря не него глазами, полными то-ли страха, то-ли сожаления. Рот её постоянно открывался и вновь закрывался, словно она хотела что-то сказать, извинится, попросить его остаться здесь, но не могла выдавить из себя ни звука, а потому из её губ вырывалось только тяжелое дыхание. На ресницах девушки впервые на памяти алхимика стояли настоящие слезы, грозящие вот-вот пролиться и навсегда снять с её лица маску сильного беспристрастного воина. Вэриану лишь на один короткий миг захотелось протянуть руку к её лицу, вытереть слезы и спросить, что её так расстроило. Но это было лишь секундное маленькое желание его глупого подсознания, что сразу же придушили собой слова, тот же час прогремевшие в его голове голосом стоящей перед ним фрейлины: «Я лгала тебе». А после мальчик услышал и свой собственный, непривычно холодный и жуткий: «Я видел своего отца».

Перед серыми глазами вновь предстала ужасающая своей четкостью картина с сияющим золотом камнем посреди захламленной комнаты и пленником внутри нерушимой тюрьмы.

«Дом». – Тонкий, сломавшейся, но на удивление уверенный голосок, словно колокол, прозвенел в его голове. – «Мне нужно домой».

С этой мыслью, что теперь ключом била из его головы, Вэриан наконец сумел овладеть своими конечностями и сделать шаг назад. Рука Кассандры, ранее лежащая на его плече, сразу же исчезла. Девушка теперь смотрела на него с горечью и осознанием собственной вины, а до краешка сознания алхимика только сейчас дошло, что Кэсс вовсе не пыталась его сдержать. Этот жест был лишь просьбой без всяких принуждений. Просьбой остаться рядом с ней.

Но он не мог. Он знал, что сейчас должен быть в другом месте.

Мальчик отступил ещё на пару шагов, а потом стремглав кинулся прочь, словно спасаясь от неминуемой гибели. Но всё было как раз наоборот: Вэриан бежал, надеясь, что сможет спасти дорогого ему человека.

Он пробегал коридор за коридором, не останавливаясь на секунду и плохо понимая, куда его несут ноги. Он видел только цель. Больше ничто и никто не мог встать у него на пути. Раз или два ему казалось, словно он задевал какую-то колонну или дверь, а однажды он едва не сбил с ног кого-то из прислуги, что уже приступали к своим ранним обязанностям, и даже не заметил этого. Добравшись до главных ворот замка, которые он всего около месяца назад самолично разнес на куски, алхимик выскочил на улицу, где пуще прежнего бушевал шторм. Крупные капли воды и холодный ветер хлестали по его лицу, но Вэриан не чувствовал ровно ничего: ни обжигающего кожу холода, ни всё сильнее пульсирующей боли в ногах. Всё отошло на второй план. Мальчик слышал и чувствовал отдаленно, словно лишь малая часть его пребывала сейчас в теле. Вторая же была в том доме, который он видел в своих снах на протяжении нескольких мучительных недель. Для него не существовало ничего. Он лишь знал, что где-то впереди находится его цель, ответ на все вопросы, что не давали ему покоя так долго.

Впереди замаячили очертания небольшой деревушки. Тихой и спокойной, словно кладбище. А ведь людей здесь правда почти не было. Все жители Старой Короны уже давно убрались восвояси и стали жить в более безопасных местах. Ну а тех немногих, кто всё же решил остаться, вполне обоснованно нарекали сумасшедшими и при каждой удобной встрече не забывали дать совет поскорее перебраться на материк. «Здесь опасно», – говорили все. Так и было. Ведь всё вокруг поглотили собой черные камни.

Эти чертовы черные булыжники были повсюду. Проростая поодиночке или кучками, они распространялись по всей территории деревни, разрушая дома, раня людей. И чем ближе алхимик подходил к деревне, тем больше их становилось, словно эпицентр этой черной волны разрушения был именно здесь. Вэриану часто приходилось огибать целые ряды острых скал, что образовывались на его пути и препятствовали достижению его цели. Вскоре пришлось приубавить скорость бега, ибо в темноте раннего утра можно было запросто напороться на какой-нибудь неприметненький острый камушек, а такой исход был бы, как минимум, неудовлетворительным.

Вот уже мальчик мчится вдоль полуразрушенных улиц и уничтоженных домов, проворно поворачивая в самых неожиданных местах с такой точностью, словно наизусть знал каждую улочку и каждую дорогу. Юный ученый уже и сам начинал верить в это. Камни не волновали его более, если когда-то вообще заботили. Они стали лишь размытыми темными пятнами на общей картине разрухи и мрака.