Да и Пегги настаивала, чтобы наша любовь оставалась чистой. Другими словами, я не ушел в это по уши. И, познав радости плоти, носился с мыслью научить Пегги всему, чему сам научился от Дженни.
После пехотной, а затем десантной подготовки в Бостоне я вернулся домой и провел там тридцатидневный предвоенный отпуск, в течение которого денно и нощно осаждал беднягу Пегги.
Меня научили штурмовать укрепленную высоту, однако овладеть ее незащищенной девственностью оказалось намного сложнее.
В порыве идиотской откровенности я рассказал Пегги Уолш о Дженни. Пегги буквально взбесилась, но одновременно взыграли ее гормоны, и вместо того, чтобы дать мне отставку, она отпустила грехи, только прежде двинула как следует по морде.
Сказала, что понимает, что мужчины не умеют сдерживать свои животные инстинкты. И помнит, что мне скоро отъезжать во Вьетнам, а там может всякое случиться: то ли вообще не вернусь домой, то ли оторвет конец, то ли еще что.
И все последние семь дней моего отпуска, пока ее родители были на работе, мы провели в ее спальне. Я был удивлен, поистине поражен, обнаружив, что Пегги Уолш в десять раз горячее Дженни, чьей фамилии я так и не узнал. И еще: мне не приходилось вытаскивать корпию из волос Пегги.
Я снова очутился в настоящем и заметил, что таксист смотрит на меня в зеркальце заднего вида.
– Какая линия? – спросил он.
Я выглянул в окошко и увидел, что мы уже в Даллесе.
– "Азиана".
– Куда вы летите?
– Во Вьетнам.
– Да ну? А я думал, куда получше. Заметил, как вы улыбались.
– Это потому, что я только что вернулся из очень хорошего места.
Как предписывалось электронными инструкциями герра Хеллмана, я сразу прошел в рекреационную зону компании "Азиана", которая звалась "Клуб спокойного утра".
И как мне было сказано, позвонил и показал паспорт смазливой азиатке за конторкой по имени Рита Чанг. Обычно, чтобы пользоваться рекреационной зоной авиакомпании, надо состоять в клубе или предъявить билет первого или бизнес-класса. Но Рита Чанг взглянула в мой паспорт и сказала:
– Прошу вас, мистер Бреннер, зал заседаний Б.
Я зашел в камеру хранения и оставил там свой чемодан. А затем посмотрел на себя в большое, во весь рост зеркало. На мне были брюки цвета хаки, синяя рубашка с пуговицами до пояса, синий блейзер и спортивные туфли – по мнению Карла, прикид что надо для путешествия бизнес-классом и регистрации в сайгонском отеле "Рекс".
Я захватил сумку, вышел в зону отдыха и взял кофе.
Завтрак-буфет включал в себя рис, осьминога, морские водоросли, соленую рыбу, но никакого чили. Я взял три пакетика соленого арахиса и опустил в карман.
Затем прошел в зал заседаний Б, который оказался небольшой, отделанной панелями комнатой с круглым столом и стульями. В комнате никого не бьио.
Я поставил сумку, пригубил черный кофе, открыл пакетик с орехами и, бросив несколько штук в рот, стал ждать того, кто должен был ко мне подойти.
С момента моей последней отправки во Вьетнам я изрядно пожил, но ощущал печенками то же, что и в прошлый раз.
И стал снова думать о Пегги Уолш.
Она настояла на том, чтобы перед моим отъездом во Вьетнам мы сходили исповедаться. Я бы предпочел, чтобы Пегги врезала мне по скуле, чем созерцать гнев преподобного Беннета, когда тот узнает, что я пялю его вторую обожаемую деву.
Но, черт побери, мне требовалось отпущение грехов, и в субботу я отправился с Пегги на исповедь в Святую Бригиту. Слава Богу, отец Беннет в тот день не исповедовал. Пегги зашла в кабинку, а я в соседнюю. Не помню имени священника – я его не знал, но голос за темным экраном показался молодым. Я почувствовал облегчение и начал со всяких мелочей – обманов и ругани, а потом перешел к главному. Он не размазал меня по стене, но был недоволен и спросил имя моей дамы. Я ответил, что это Шейла О'Коннор, которую я тоже хотел отодрать, но так и не собрался. У Шейлы была совершенно дикая репутация, поэтому я не мучился угрызениями совести, когда подставил ее имя вместо Пегги.
В других обстоятельствах священник наверняка заставил бы меня прочитать миллион раз "Богородицу" и "Отче наш", но я успел ему сказать:
– Святой отец, через два дня я еду во Вьетнам.
Он долго молчал, а потом произнес:
– В качестве епитимьи прочитаешь "Богородицу" и "Отче наш". Удачи тебе, сын мой. Благослови тебя Господь. Я буду за тебя молиться.
Довольный, что легко отделался, я пошел к причастию, но посреди молитвы внезапно осознал: заявить, что я еду во Вьетнам, все равно что умолять священника: "Сжальтесь надо мной, святой отец". И у меня по спине пробежал холодок.
Бедняга Пегги целый час провела на коленях, перебирая четки, а я в это время погонял с ребятами в футбол на стадионе школы Святой Бригиты.
Потом мы поклялись, что целый год будем друг другу верны, и я уехал. В то время расстающиеся пары дали, наверное, не меньше миллиона подобных клятв, и не исключено, что кто-то их сдержал.
Перед тем как я уехал, мы с Пегги говорили о женитьбе. Но Пегги так долго блюла свою чистоту, что, когда я обнаружил, какая она горячая, у нас просто не осталось времени получить брачное свидетельство.