Дочь генерала

Нельсон Демилль Дочь генарала

О чем уста молчали мертвецов при жизни их,
Поведать смогут вам они лишь после смерти:
Пыл откровенья мертвых несравним с тем языком, что
Даровал Бог смертным.

Т.С. Элиот «Четыре квартета»

Глава 1

— Здесь не занято? — обратился я к привлекательной молодой женщине, сидящей за столиком в баре офицерского клуба.

Она скользнула по мне равнодушным взглядом и уткнулась в газету.

Я сел напротив нее и поставил на столик бокал с пивом. Не отрывая глаз от газеты, женщина молча потягивала бурбон с кока-колой.

— Частенько заглядываете сюда? — поинтересовался я.

— Отстаньте.

— Ваш пароль?

— Не нарушайте границ!

— А раньше мы с вами не встречались?

— Нет.

— Да. В штаб-квартире НАТО в Брюсселе, на приеме.

— Возможно, вы правы, — согласилась она. — Помнится, вы еще там напились и наблевали в крюшонницу.

— Мир тесен, — вздохнул я, имея на то все основания: сидящая напротив меня дама, Синтия Санхилл, была больше чем случайная знакомая. Когда-то у нас с ней даже было что-то вроде романа. Но теперь она предпочитала об этом не вспоминать.

— Это тебя стошнило, — напомнил я ей. — А все из-за этого кукурузного виски с кокой! Ведь говорил же тебе: не пей это пойло, оно вредно для твоего желудка.

— Для моего желудка вреден ты!

Можно было подумать, что это я ее бросил, а не наоборот.

Мы сидели в коктейль-холле офицерского клуба при гарнизоне Форт-Хадли, штат Джорджия. Был час блаженства, и все вокруг наслаждались им, кроме нас. На мне был голубой гражданский костюм, на ней — милое розовое платье из трикотажа, которое удачно подчеркивало ее загар, темно-рыжие волосы, карие глаза и прочие части ее тела, вызывавшие у меня самые нежные воспоминания.

— Ты в командировке? — спросил я.

— Это не предмет для обсуждения.

— Где ты остановилась?

Вопрос повис в воздухе.

— Долго еще здесь пробудешь?

Она вновь уткнулась в газету.

— Ты вышла за того парня, с которым путалась на стороне?

— Это с тобой я путалась на стороне, а с ним мы были помолвлены.

— Согласен. Так вы все еще помолвлены?

— Не твое дело.

— Могло бы стать и моим.

— Никогда, — сказала она и спряталась за газетой.

У нее на пальце не было обручального кольца, но при нашей профессии, как я убедился еще в Брюсселе, это не играло особой роли.

Синтии Санхилл уже перевалило за двадцать пять, мне же — всего лишь за сорок, так что наш любовный роман нельзя было назвать майско-ноябрьским. Это был скорее альянс мая с сентябрем, возможно, даже с августом. Он длился почти год, пока мы были в командировке в Брюсселе, а ее жених, майор войск специального назначения, служил в Панаме. Военная жизнь накладывает суровые ограничения на личные отношения, а защита западной цивилизации обостряет у людей половое влечение.

Расстались мы приблизительно за год до этой неожиданной встречи, которую при складывавшихся обстоятельствах вернее было бы назвать дурацкой. Ни я, ни она не забыли старой обиды: я по-прежнему чувствовал себя оскорбленным, а Синтия кипела от злости. Обманутый жених тоже не остался равнодушным, судя по тому, что в последний раз я видел его в Брюсселе с пистолетом в руке.

Архитектура клуба в Хадли чем-то напоминала испанский стиль, и, быть может, поэтому мне вдруг вспомнилась «Касабланка» Мура.[1]

— «Из всех портовых кабаков она избрала мой», — едва слышно произнес я, однако Синтия либо не поняла намека, либо не была склонна понимать, но только она даже не улыбнулась, продолжая изучать «Старс энд страйпс», газету, которую вообще никто не читает, во всяком случае, на людях. Она была образцовым, преданным долгу и ревностным солдатом, лишенным цинизма и вселенской усталости, проявляющихся у большинства военнослужащих после нескольких лет армии.

— «Сердца переполняют страсть, ненависть и ревность», — не унимался я.

— Пошел вон, Пол, — бросила Синтия.

— Прости, что разрушил твою жизнь, — искренне сказал я.

— Ты неспособен омрачить мне даже дня.

— Ты разбила мне сердце, — продолжал я все в том же тоне.

— Я с удовольствием разбила бы тебе башку, — с не меньшей искренностью отозвалась она, и я понял, что мои слова разбудили в ней что угодно, но только не страсть.

Подавшись вперед, я принялся декламировать лирические строки, которые когда-то нашептывал ей в минуты близости:

Лишь Синтия мне услаждает взор и слух ласкает мой!
Судьбы я не ищу иной, как быть всегда с тобой.
Пленила сердце ты мое, и вот у ног твоих, о Синтия,
Лишь об одном молю: убей, но не гони!

— Так и быть, подыхай! — сказала она и ушла.