В ночь большого прилива

Судьба (или сказка, или Космос, или собственная печаль Яра) подарила ему светлоглазого Игнатика, похожего на Юрку, о котором он когда-то мечтал...

Яр говорил неправду вчера у очага. О том, что ckqpo уйдет. То есть он ушел бы на крейсер, но не насовсем. Вернулся бы на Планету. Он сам тогда этого не понимал, а теперь знал.

Но какой смысл знать это теперь?

Зачем он ушел из крепости? Сейчас Яру казалось счастьем остаться с ребятами до конца. Хоть до какого конца. Лишь бы вместе-.-

Никогда не будет этого «вместе». Ничего не будет. Кроме желтой тоски.

Куда от нее уйти?

Яр ушел бы, не медля ни секунды. В воду или головой о камни. Но он боялся. Не смерти. У него было смутное ощущение, что там, за гранью, где исчезает все, желтая тоска останется...

Яр плыл, не думая куда и зачем. Он взял билет до какой-то Чайной Пристани, потому что при нем упоминали это название...

На низком левом берегу, за лугами и кустарниками, встал на фоне заката город. Силуэты острых колоколен, башен со сквозными окнами, высоких крыш, пологих арок и крутых мостиков между балконами.

Своим четким рисунком город разбил сплошную желтизну. Так разбивает монотонную мелодию дождя посторонний звук: звон капель о донышко пустого ведра или чей-то неожиданный голос.

Яр удивился, что он еще может замечать посторонние вещи. Думать о них. Зачем ему какой-то город? После того, что случилось...

И все же он смотрел. А город разрастался, словно кто-то разматывал черное кружево на подсвеченном тускло-желтом сатине...

Яр оторвался от поручней и поднялся в рулевую рубку — стеклянную будочку на верхней палубе. Капитан был здесь. Что-то тихо говорил бородатому рулевому.

Оба посмеивались.

— Что это за город? — спросил Яр.

Капитан обернулся. В его очень светлых старческих глазах отражалась желтизна.

— Город?

Яр кивнул на левый берег.

— Да это, собственно, не город, — неохотно сказал капитан.

— А что же?

— Да в общем-то город... Но не совсем.

— Все-таки что же там?

— Да вам-то что? — удивленно проговорил капитан. — Вы же с другой стороны.

— Я вас не понимаю, — резко сказал Яр.

Капитан озадаченно потер подбородок. Чуть наклонившись, он разглядывал Яра. Яр сказал:

— Я хочу здесь сойти. Это возможно?

— Здесь?

— Да.

Капитан совсем растерялся:

— Но вы ведь, кажется, из Орехова?

— Ну и что же?

— Но... тогда получится, что вы перешли реку.

— Я не знаю местных обычаев, — угрюмо объяснил Яр. — Что случится, если я перейду реку? Это запрещено?

— Это, конечно, не запрещено... Пожалуйста. Но здесь нет пристани.

— Ладно, я доплыву...

— Нет, что вы! Я прикажу спустить лодку... Желание пассажира— закон. Только...

— Бели это трудно, не надо, — сказал Яр.

— Это не трудно. Дело только вот в чем... Вы отвергаете предрассудки, вы, конечно, правы. Сам я тоже... Но, понимаете, матросы... Они все с высокого берега. Я не могу им приказать. То есть, разумеется, могу, но потом... Это ничего, если лодка не будет касаться земли и вы пройдете немного по воде?

— Ничего, — сказал Яр. — Спасибо, капитан.

Через две минуты пароход уронил в желтую воду литой якорь. Течение медленно развернуло судно кормой к закату. С кормы спустили плоскодонку. В нее сошли два старых матроса, они поглядывали на Яра хмуро и нетерпеливо.

Яр кивнул капитану и прыгнул в лодку.

Матросы гребли молча. В полусотне шагов от берега началась отмель, весло подняло со дна песчинки.

— Хватит, друзья, —сказал Яр. — Спасибо, тут я добреду.

Матросы повеселели:

— Будьте здоровы;.* Счастливо вам* — И дружно погребли к пароходу.

По колено в теплой воде Яр пошел к берегу, выбрался на траву.

Тоска чуть-чуть ослабла. Правда, сильно болело сердце, но от этого было даже легче: боль отвлекала от мыслей.

Яр медленно зашагал через высокую траву. Листики и колоски липли к мокрым брюкам. Город приближался, вытягивая в небо черные башни и заслоняя желтый закат. Было тихо и безветренно. Но вдруг от реки прилетел ветерок, закрутил над верхушками травы маленькие спиральные вихри. Они побежали к городу впереди Яра.

2

Город начинался сразу, без привычной окраины с домиками и огородами. Высокие каменные дома с крутыми крышами вставали из травы и кустов. Яр ступил на гранитные плиты улицы.

Улица была пуста. И, видимо, весь город был пуст. Ни шагов, ни отдаленных голосов. Ни одного лица за стеклами и узорными решетками окон. Впрочем, несколько раз Яру показалось, что вдали мелькнули бесшумные фигуры. Но это могли быть просто вечерние тени.

Яр не удивлялся тишине и безлюдию. Еще на пароходе у него появилось ощущение, что в городе никого нет. Город казался таким же одиноким, как Яр. Но в этом одиночестве улиц, башен, старых домов не было горечи. Было только усталое спокойствие. И оно коснулось Яра.

Так бывает у мальчишки, когда во время большой беды, среди безудержных слез наступает передышка. Мальчик умолкает, ощутив на себе чью-то ласковую руку, и вдруг замечает, что кругом тишина.