В ночь большого прилива. Повести

- А… что случилось? - с неприятным ожиданием спросила Юля.

- Не случилось, но… поймите меня правильно. Эта его привязанность к вам… Он непростой ребенок. Излишне впечатлительный, фантазер. И я, честно говоря, опасаюсь…

- Боюсь, что я все-таки не понимаю вас, - насупленно сказала Юля. На нее навалилась тяжелая неловкость.

- Сейчас я объясню… Думаете, он только с вами так? У него странный интерес к взрослым людям. Он прилипает к ним, морочит головы своими выдумками, мучает вопросами. А потом мучается сам: вспоминает, писем ждет. А какие письма? У взрослых людей свои дела, они забывают мальчишку через неделю после отъезда…

Юля могла сказать, что она Фаддейку не забудет и письма писать станет обязательно. Сама знает, как плохо без писем. Но она понимала, что эти слова Викторию Федоровну не обрадуют. Она только сказала:

- Что поделаешь, раз такой характер…

- Дурацкий характер! - с неожиданной плаксивой злостью отозвалась Фаддейкина мать. И сразу перестала быть красивой. - Я замучилась… Выдумал себе предка-адмирала, переделал нормальное имя Федор (в честь деда!) в какого-то Фаддея. И ведь заставил всех признать себя Фаддеем!.. А эти непонятные слезы по ночам! Спрашиваю: что случилось? Какой-то Вова Зайцев из их класса уехал в другой город. Но они с этим Зайцевым сроду не были приятелями! А он ревет: «Теперь уже никогда и не будем…»

- Выходит, не только среди взрослых он друзей ищет, - вставила реплику Юля.

Виктория Федоровна утомленно замолчала. Юля добавила:

- Бывает, что он целый день с мальчишками носится. Мяч гоняют, плот строят. Шар недавно запустили…

- Ну да, шар! Он писал мне. Марсианский глобус… Вы, наверно, не видели его «Марсианский дневник», он его ни единому человеку не показывает. Я однажды нашла и заглянула…

Юля пожала плечами:

- Чуть не все ребята фантастику сочиняют. Даже в здешней библиотеке куча рукописных журналов.

- Да, но какая фантастика! Знаете, как начинается его тетрадка? «Это самая настоящая правда! Это больше правда, чем наш город, наш дом и я сам. Потому что, если я даже умру, Планета останется. И лишь бы они больше не воевали…» Это в его-то годы! Умирать собрался.

- Это же просто сказка…

- Вот именно. И я очень боюсь, что он вырастет беглецом от действительности.

Юля спросила тихо и с неожиданной злостью:

- От какой действительности? От вашей?

Виктория Федоровна медленно посмотрела на нее и покивала:

- Вот-вот. И вы туда же… А действительность, Юленька, одна. И довольно суровая.

- Не в суровости дело. Тошно иногда от этой вашей действительности, - уже без оглядки сказала Юля. - Скучно среди импортных шмоток, служебной грызни и вечных стараний устроить свою жизнь на зависть другим. И вечного страха за это свое благополучие…

Виктория Федоровна не вспылила, не встала и не хлопнула дверью. Посмотрела с ироническим и грустным интересом.

- Вы, видимо, всерьез считаете меня модной, свободной от мужа дамочкой на престижной должности? Ведет, мол, светскую жизнь, разъезжает по заграницам… А я изматываюсь на работе, мне поперек горла эти поездки… Если бы не они, я бы ни за что сюда сына не отпустила.

- Это не спасло бы его от «ненужных» друзей, - поддела Юля. - Они везде найдутся.

- Вы правы, они везде есть… Я вот про письма говорила. Не все ведь забывают, кое-кто пишет. Видимо, такие же, как он сам. У моего сыночка на этих людей особое чутье. Которые не от мира сего…

- Ну, спасибо, - хмыкнула Юля.

- Ох, только не обижайтесь! Мы же говорим откровенно.

- Да уж куда откровеннее…

- Я мать. И я хочу, чтобы у меня был нормальный ребенок. А пока это какой-то… репейник. С ним даже в гости пойти страшно: или фокус выкинет, или не успеешь мигнуть, как в неряху превратится…

Глядя в потолок, Юля отчетливо проговорила:

- А вы заведите себе пуделя. Его можно причесывать и дрессировать. И модно, если породистый…

«Вот и все, - подумала она. - Придется переезжать в библиотеку. Из этого дома меня сегодня попрут».

Но Виктория Федоровна не рассердилась и сейчас.

- Юленька… Самое простое дело - быть жестокой, - печально сказала она.

Юля сникла. И огрызнулась:

- Вот и не будьте жестокой к Фаддейке, не бросайте на все лето. Он так по вам скучал, а вы…

- Кажется, не очень скучал. Ему было с кем время проводить.

Юля опять разозлилась. А Виктория Федоровна продолжала:

- Его я еще могу понять. Его причуды, фантазии, прилипчивость к чужим людям. В конце концов, он мой сын… Но вам-то зачем это? Что вам сопливый и бестолковый мальчишка с грязными коленками? Вам нужен взрослый и представительный кавалер в расцвете сил и лет…

У Юли от новой, холодной злости будто колючими снежинками зацарапало лицо. Она взяла себя за щеки и с резким смехом сказала:

- Ну, вы договорились! Какие кавалеры? Что, по-вашему, я женить его на себе собираюсь?

- Господи, да при чем здесь это? Опять вы не поняли… Я не умею объяснить, а вы не понимаете. Может быть, поймете потом, когда будут свои дети…

Юля встала.