В ночь на Ивана Купала

Не в силах больше сдержать слёз, Марья разрыдалась. Плечи её задрожали. Настасья кинулась утешать подругу, а в голове её меж тем уже созревал план, как обернуть случившееся в верную сторону…

***

— А коли отец мой худое удумает в нашу сторону? — спросила Марья, тревожно теребя подол сарафана. — Мы ж без свадьбы загуляли, не по-людски это, позорно.

— Так любовь же у нас! — с жаром воскликнул Иван и крепко обнял суженую. — А коли мы любим друг дружку, какой же в том позор может быть? Тем более ребёночек у нас скоро будет.

— Ой, страшно мне, Ванечка… Предчувствие дурное. Бежать бы надо нам из села… Прям завтра! Пока не случилось чего.

— Да куда бежать-то? Не боись, ладушка, родители мои тебя как родную дочь примут. Опять же, тут какое-никакие хозяйство у нас, изба. Земля есть, я начну нам с тобой дом строить.

— Ну… хорошо, — не хотела Марья больше огорчать любимого, хотя спокойствия на душе не было, томилось всё внутри.

Решила девица, пока время до праздника вечернего есть, сходить к Евдокии, что на отшибе села жила. Дурную славу старуха себе заимела: местные молвили, будто колдовством она промышляла. Однако ж нет-нет да и захаживали к ней по своим нуждам: болезным — хворь убрать, одиноким — любовь приворожить, бездетным — ребёночка обрести. На всякие, говорят, Евдокия обряды способна была.

— Здравствуйте, бабушка Евдокия, — поприветствовала Марья старуху, учтиво поклонившись.

— И тебе не хворать, девица. Заходи, чего на пороге мнёшься? С какой бедой пришла?

Марья прошла в избу, однако с ответом замялась, потому как даже себе не могла пояснить причину тревог. Заметив состояние гостьи, хозяйка сама повела разговор:

— Вижу, гложут тебя думы нехорошие, тяжёлые о будущем. Знать хочешь, как оно там?

Девица, так и стоя глаза в пол, коротко кивнула.

— В грядущее заглядывать грешно — можно настоящее потерять. Никогда так не делала и не буду, хотя есть у меня и такой дар. Но в этом не стану тебе помогать, даже не моли.

Марья, поникнув ещё больше, повернулась было выйти из избы ни с чем, но тут Евдокия схватила её за локоть и усмехнулась:

— Неча такой торопыгой быть. Эх, молодость… Помогу не этим, но другим кой-чем. Держи вот.

С этими словами протянула старуха Марье куклу, смастерённую из берёзовых веток, перехваченных крест-накрест да нитью чёрной перемотанных. Таких же Купавок, только с красной ниткой, ленточками и цветами девицы готовили к Купальской ночи и вместе с венками отправляли в речку, загадывая желания.

— Непростая то Купавка, обережная, заговорённая на то, чтоб исполнить самое заветное желание владельца своего. Есть же такое у тебя?

— Есть, бабушка, — от волнения Марья почувствовала, как щёки загорелись.

— Да только условьице одно есть. Чай не маленькая, понимаешь, что способности у меня не от бога, а от чёрта даны. Вот с ним тебе и надо договор заключать. Согласишься коли — исполнится желание, да только откуп чёрт за то стребует. Ох как стребует…

— Какой откуп? — оробело спросила девица.

— А кто ж его знает? Чёрт он и есть чёрт — чё хотит, то и творит. Для каждого своё выдумывает. Да порой такое, что человек и сам уж не рад, что с нечистой повёлся. Ну так что, хорошо подумала? Готова ли?

— Готова, бабушка…

День медленно укутывался в тонкое сумеречное покрывало. Матери и бабки загоняли детей в дома, запирая все засовы крепко-накрепко, дабы малых нечистая ночью не утащила, хотя те и рады были бы участвовать в задорных гуляниях. А вот девицы тонкими ручейками, по двое-трое, стекались к реке, весело щебеча и трепетно сжимая сплетённые венки и куколок из берёзы.

На поляне в это время парни совершали последние приготовления к Купальской ночи: собирали ветки и хворост, складывали к тому месту, где скоро будет зажжён огонь, считавшийся живым, целительным, исполняющим желания и заодно предсказывающим будущее: кто выше прыгнет через пламя, не опалив одежду, тот счастлив будет весь год, а если пара перескочит, не разделив рук, то непременно свадьба в скором времени у них сыграется.

К полуночи девицы спустились к речке, чтобы отправить венки плавать и бросить Купалок в воду. Марья, которой немного полегчало после похода к Евдокии, спустила свой венок на воду и стала следить за ним. Однако тот, всего немного проплыв, вдруг накренился на один бок и в несколько мгновений потонул совсем. Вздрогнула девица, вернулась тревога к ней, заползла чёрной змеёй в душу, сердечко в груди затрепыхало часто-часто. Ноги у Марьи резко подкосились, рухнула она на колени прямо на землю и стала раскачиваться в стороны, будто былина на ветру.

— Эй, Марийка! — встревожилась Настасья, чей венок даже поплыть не успел, как расплелся и расплылся травинками-стебельками по водной глади. — Худо тебе?

— Венок… видишь? Я того и боялась, — бессвязно бормотала подруга.